Оглавление
 
Предыдущий файл
[17.04.2013][1]
Читателям книги М. М. Буткевича, не желающим участвовать в Игре, рекомендуется игнорировать все знаки выноски кроме помеченных звездочкой (*), а в самих сносках читать только набранный черным шрифтом таймс.

Три формы, или три степени трагикомедии:

— трагизм, окруженный шутовством, трагическое в кольце, в оправе комического (пример — сцена бури);

— трагизм, перемешанный с комизмом, меланж трагического и шутовского (пример – шутовское ослепление);

— и наконец трагизм, превращающийся в шутовство, желающий или вынужденный стать комизмом, кривляющийся, юродствующий трагизм (пример — описываемая сцена)[2].

Мужество откровенности и женственная хитрость маски были сплавлены в игре актрисы настолько прочно, что разделить их или выделить в чистом виде что-нибудь одно было невозможно, и чем дальше, тем больше укреплялась в вашем мозгу странная мысль, что в этом Лире живет Корделия. Мы видели некоторые черты Лира в Корделии при самом начале спектакля, теперь, приближаясь к его концу, мы видим Корделию в Лире. Может быть, тут и нет никакой диалектической мистики, а просто думается так оттого, что Лира играет женщина, потенциальная Корделия и она, не сыграв британскую принцессу, доигрывает ее здесь. Может быть, и все же, и все же…

125

…Она спохватилась и спряталась за маску старческой характерности: оперлась на палку, отнятую у Глостера, зашепелявила и перешла на прозу, но от волнения переборщила — Лир получился очень-очень старым, таким старым, что пол[3] перестал иметь значение, перестал звучать в ней[4]; стало без разницы, глубокий ли это старик или глубокая столетняя старуха[5], почти ведьма: «Чтобы видеть ход вещей на свете, не надо глаз. Смотри ушами. Видишь, как судья издевается над жалким воришкой? Сейчас я тебе покажу фокус. Я все перемешаю. Раз, два, три! Угадай теперь, где вор, где судья[6]». Это было не туда, но производило впечатление — мастерство характерности покоряло.

Но вот снова, как грозная весна, наступили стихи, и она отбросила нищенские лохмотья характерности и правдоподобия — вместе с раздражавшим ее веночком. Перед зрителями стояла разгневанная и возмущенная женщина в расцвете сил:

 

Ты уличную женщину плетьми

Зачем сечешь, подлец, заплечный мастер?

Ты б лучше сам хлестал себя кнутом

За то, что втайне хочешь согрешить с ней[7].

 

Слова Шекспира стали ее собственными словами, она кидала их уже не только Глостеру с сыном, но и всем англичанам, стараясь завести их, поднять с пола: «Виновных нет, поверь, виновных нет:

 

Никто не совершает преступлений.

Берусь тебе любого оправдать

Затем, что вправе рот зажать любому, —

 

и некоторые из англичан вскакивали на ноги, одобрительно свистели и выкрикивали обрывки ее фраз, а она выбежала на авансцену и заговорила со всеми, кто присутствовал в английском большом сарае, превращая шекспировские стихи в лозунги, переводя их из эпического разряда в повелительный[8] — кричите, жалуйтесь, требуйте! Англичане, почти все, вскочили на ноги. Двое или трое из них подбежали к женщине, а она по-дирижерски взмахнула руками и выбросила их в стороны и вверх. Теперь это была «свобода на баррикадах»[9]. Нет, лучше так: это была другая картина — Ванесса Редгрейв или Джейн Фонда над демонстрацией протеста[10]. Она призывала:

 

«Вот мысль!

Ста коням в войлок замотать копыта,

И — на зятьев! Врасплох! И резать, бить

Без сожаленья! Бить без сожаленья!»

 

Англичане зашумели и начали громить сцену: срывали занавесы и плотные оконные шторы, распахивали настежь окна, переворачивали декорации по углам. Кто-то разбил фонарь, замигал свет. И они пошли.

Они шли на зал стеною[11]. Оголтело, угрожающе. Горели глаза. Надрывались охрипшие глотки. Нарастал скандеж: «Ре-зать-бить! Без-со-жаленья! Ре-зать-бить! Без-со-жаленья!»

Казалось, они, эти сердитые, нет, не сердитые, а просто взбесившиеся молодые люди сейчас спустятся в зал и начнут крушить и раздирать руками все, что им попадется на пути, как только что они разгромили сцену…

Но тут между ними и нами возник инициатор. Он был изящнее, чем когда бы то ни было. В руках у него была книжка.

Он мгновенно остановил, заставил ораву буквально замереть на ходу и на фоне тяжелого дыхания возбужденных людей прочел по книге — легко, игриво, почти ласково:

126

И резать, бить

Без сожаленья! Бить без сожаленья!

 

Захлопнул книжку и показал обложку:

— Уильям Шекспир. «Король Лир».

И в зале наступила полная тишина. Может быть, тишина наступила во всей огромной Москве. А может быть, и во всем мире[12].

Это была та усталая тишина, которая наступает после шумных и безобразных праздников, после изнуряющего и обессиливающего веселья. Тишина после боя. Тишина после атомной войны[13].

Спектакль кончился, а зрители молчали. Их поведение было на этот раз таким же странным, как и сам этот нелепый комикс шекспировской трагедии. Зрители не аплодировали, но и не уходили. Одни так и остались сидеть на своих местах, другие поднялись было уходить, но почему-то остановились в недоумении. Медленно исподтишка преглядывались. В глазах — почти у каждого — чередовались, перемешивались противоречивые чувства: благодарность артистам и презрительное неприятие, почти ненависть. Благодарность за радость откровения и ненависть за боль этого откровения. «Так ведь нельзя играть!» — «А может быть, можно?»[14]

Пока они молчали, в пространстве зрительного зала возникало что-то. Почти с физической ощутимостью. Как на снимке, сделанном в туманной камере Вильсона[15], проявлялись, вырисовывались все явственней тревожная траектория спектакля:

от беспорядочного человеческого кишения —

к постепенному объединению

сначала в общем ожидании,

затем в общем желании немедленного творчества,

внезапного и спонтанного, как бунт;

от глумления, отрицающего эту навязшую в зубах «вашу» классику, —

через потрясающее открытие в Шекспире

самого своего и самого сегодняшнего,

через странствования вместе с ним

по вершинам и пропастям человеческого духа —

к отрицанию бесчеловечености этого мира

и к передаче эстафеты в зрительный зал[16].

Потом зрители очнулись и захлопали, но как-то вяло, нерешительно, будто сомневались, можно ли аплодировать за такое… Чуть позже, уходя на обсуждение, я видел, как зрители-студенты подходили к моим артистам и долго благодарили их — негромко, без рукопожатий, без похлопываний по плечу, словно прикосновения были невозможны, как при разговоре землян с инопланетянами: традиционная школа благодарила какую-то

127

другую школу, непривычную и опасную, как СПИД, но такую же заразную и интригующую*.

 

***

 

«Какая-то другая школа» — это и была игровая школа[17].

Потому я и рассказывал вам о незначительном на первый взгляд студенческом спектакле столь подробно, со всеми деталями и окерами[18], что «Король Лир» для меня очень важен.

Мне давно хотелось найти такую предельно емкую театральную структуру. Которая была бы способна включать в себя и интегрировать все многочисленные тенденции и проявления современной сцены. И мне повезло, я наткнулся на концепцию игрового театра. Концепция не новая, но, как мне кажется, чрезвычайно актуальная. Существуя столько же времени, сколько существует театр, она то отходит на периферию внимания, то подплывает к центру, то уходит вглубь, а то всплывает на поверхность[19]. Ныне, по всем признакам, наступает ее очередной звездный час.

Признаков много, но вот главный: наш XX век не на шутку увлекся игрой. Играет или следит за играми все человечество[20]. Простые люди развлекаются и даже гибнут во имя игры на стадионах[21], а высоколобые исследователи в тиши кабинетов разрабатывают для нее научные теории. В одних теориях утверждается полезность игры (играя, самец привлекает самку; играя, ребенок учится жить и работать; игра есть социальный клапан, выпускающий излишнее напряжение масс[22] и т.д., и т.п.). В других теориях изучается совсем другое — ее бесполезность. Чего только не придумали про игру теоретики! Она, мол, сочетание конформного поведения с неконформизмом мышления[23]; она — школа социальной двусмысленности: учит притворству и направляет момент истины[24]; создавая строгие правила для игроков, она возбуждает в них желание обойти эти правила; отдавая игрока в полную власть случая и удачи, игра вырабатывает в нем азарт и волю к победе; она — таинство и одновременно выставление напоказ. Игра головокружительна, соревновательна, вызывающа, пугающа и радостна, импровизационна и расчетлива, экстатична и трезва. Интерес к проблемам игры неуклонно возрастал, и с середины XX века приступили к практическому применению игровых теорий и методик[25]. Заиграли все: инженеры, математики, социологи, литературоведы, педагоги, спекулянты и политики. Игра со страшной силой начала делиться и почковаться. Появились деловые и административные игры, угрожающе участились игры военные, тихо, под шумок[26], рас-

128

плодилось игровое обучение иностранным языкам[27], игры в ЗАГСах и клубах «Кому за тридцать». Включились даже врачи: в психиатричках с помощью игры принялись они лечить всех хмурых пациентов. Начинало казаться, что сама жизнь угрожает превратиться в веселую забаву. В пору было запеть вслед за популярным оперным героем: «Что наша жизнь? — Игра!» Да что там Германн[28] — в каждой квартире из голубых ящиков орал по вечерам кот Бонифаций[29]: «Надо жить играючи…»

В одно лишь место игра так и не смогла проникнуть — в театр.

Парадокс века: актеров не интересуют игровые подходы к делу[30].

(апарт[31]) Не знаю, любите ли вы парадоксы, дорогой читатель, не знаю, потому что мы с вами пока еще недостаточно знакомы[32]. Конечно, все у нас впереди, конечно, в процессе чтения и писания этой книги мы с вами непременно сойдемся поближе — вы узнаете получше меня, я пойму кое-что про вас[33], — тогда выяснится, являетесь ли вы поклонником парадокса или его врагом, но, предлагая вам парадоксальный факт впервые, я надеюсь на вашу снисходительность, даже если вы считаете парадоксальную манеру изложения претенциозной и несолидной[34].

Объективный факт: не играют только там, где это положено, само собой разумеется, там, где это обязаны делать в первую очередь, — не играют только в театрах и в театральных учебных заведениях (там, где учат будущих актеров и режиссеров!). Здесь игры боятся. Здесь игровые модели обучения превращены в жупел[35]. Вот он, парадокс игрового поветрия.

Игра — это независимость театра, и он ее лишен по собственной воле[36].

Почему?[37] — Давила серьезность, обременяло сознание государственной важности своей профессии. Усиленно заботились об идейности, о воспитательной роли театра, об его общественных функциях, о юбилейных датах красного календаря, об угождении большим и малым начальникам, о выполнении плана. До остального руки уже не доходили. Для остального — для игровой и веселой сути театра — не хватало сил. Образность мышления и выражения — эта живая вода театра — была изъята из компетенции актера, формализована, отдана на откуп постановщикам — худрукам, облеченным ответственностью и властью. К издержкам циркулярного, департаментского функционирования присоединились издержки режиссерского этапа развития нашего театра: деспотизм режиссуры приучил нас видеть спектакль «заклепанным наглухо» в точный рисунок (как в мундир!), и поэтому нам уже трудно представить другой театр, театр-протей[38], театр живой, рождающийся и меняющийся на глазах у зрителя, — тут, «сегодня, сейчас»[39].

Серьезность убивала театр, она порождала унылость, душевный холодок, лишала его радости и бодрости, столь необходимых сегодня, — она превращала его в мертвый театр.

Театру нужна серьезность, но другая — естественная, органически возникающая, ненасильственная, не навязанная извне. Главным аргументом в борьбе с внешней серьезностью теперешнего театра является серьезность самой игры (независимо от формы)[40].

 

Серьезность игры самодостаточна.

Надо только начать «играть». Подчиниться инстинкту игры, столь же древнему, как и само человечество, столь же могучему, как и инстинкт продолжения рода. Актер, конечно же, «хомо сапиенс», как и все остальные люди[41], но не тут его преимущество и

129

первенство – оно там, в другой системе координат, рассматривающей человеческий род как «хомо луденс»[42] (человек играющий)*.

Слова в театре заведомо двусмысленны. В их театральном бытии есть поверхностный, фальшивый или банальный смысл и другой смысл, внутренний, сущностный. Разберем смысловые пласты слова «играть»:

тривиальное «играть роль», исполнять ее, — тут все понятно, и тут минимум игры;

менее тривиальное «играть ролью» (как игрушкой), то есть поворачивать ее разными сторонами, переворачивать так и сяк, даже ломать «игрушку», разбирая и собирая ее, изменять ее трактовку, перепрочитывать и переосмысливать; такое значение менее привычно и менее понятно, но зато игры тут гораздо больше[43];

и совсем уж нетривиальное «играть с ролью» (как с партнером по игре — в шахматах, в азартных играх), тут все кажется непривычным и непонятным, становятся обязательными риск, победы и поражения, тут игра царит полновластно[44].

Игровой театр отбрасывает тривиальное понимание и сосредотачивается на двух последних вариантах.

Именно так играли мы в «Лире» — играли со всем театром: с пьесой, с ролью, с декорациями, с театральной техникой, с партнером и со зрительным залом…[45]

И тут я услышал некий голос, окруженный таинственной аурой реверберации, неприятно механический, скрипучий и какой-то бесполый, скопческий; то ли высокий мужской, то ли низкий женский:

— Стоп! Это западная традиция. Это не свойственно русскому театру.

 

Это было Капитальное Возражение. Я давно ждал его, и вот оно прозвучало.

Слушая голос, звучащий из метафизической тьмы, я стараюсь представить себе моего оппонента, увидеть его в воображении и материализовать, если возможно, неопознанный объект[46].

Портрет 1. Размордевший чиновник в полувоенной гимнастерке болотного цвета без каких-либо орденов, значков или планок. Гимнастерка[47], как колбаса, до отказа набита обширным животом и почти что женскими, подрагивающими при движении грудями: матовые зеленые пуговки еле сдерживают напор руководящей начинки. Редкие волосики распределены по блестящей лысине и кажутся к ней прилепленными намертво — брильянтином либо столярным клеем. В сановнике виден марксист, если вспомнить любимый цвет нашего великого учителя[48], — все открытые части административного тела покрыты густокрасным мясным колером. Соответствующим идеологическим оптимизмом горят маленькие заплывшие глаза[49]. Он берет быка за рога:

— Ты мне это брось! Игрушечки! Нашему театру не нужны никакие заграничные штуковины. У нас свои три кита — самодержавие, православие…[50] Что?! Я и говорю: идейность, партийность и народность. Ты меня не сбивай, не путай божий дар с яичницей[51], не то я тебе быстро напишу твою жизнь в искусстве, — в трудовой книжке и с круглой печатью, ха-ха-ха. Ишь, разыгрался! У нас, дорогой, классовая борьба, а не игра.

130

Сзади него на стойке-вешалке воздвигнута серая фуражка с матерчатым козырьком и такого же цвета габардиновый макинтош[52].

А может быть[53], мой оппонент выглядит совсем не так, может быть, тут следует видеть что-то и вовсе иное — жизнь ведь многообразна и неисчерпаема, проявления ее во вне[54] неожиданны и порою гротескны.

Портрет 2. Интеллигентная немолодая особа, сильно высохшая на пропаганде и внедрении системы Станиславского. Прямой пробор, жалкий пучок волос на затылке, смахивающий на детский кукиш, старенькие очки без оправы, похожие на дореволюционное меньшевистское пенсне[55]. Стародевическая[56] вязаная кофта с разноцветными и разнокалиберными пуговицами. Из-под темной юбки видны коричневатые[57] бумажные[58] чулки в резиночку и предвоенные боты на низком каблуке. Морщинистое лицо напоминает старинный кожаный кошелечек с защелкивающейся на два шарика металлической застежкой[59] — это рот. Кошелек, щелкнув, раскрывается, и из него сыплется медная мелочь слов[60]:

— Как вы смеете весь этот грязный ужас предлагать благороднейшей русской сцене?! Это же чуждо самой природе русского театра. Это западная балаганная традиция. Русский актер не играет на сцене, он действует, он живет на ней с партнером, продуктивно и целесообразно. Константин Сергеевич посвятил всю свою систему борьбе с наигрывальщиками и представляльщиками. Игра — это очень грубое и вульгарное зрелище, а русская сцена всегда славилась своей стыдливостью и целомудрием. У нас реализм и правдоподобие чувствований, у нас простые физические действия и хотение и никакой игры ни в коем случае[61].

Она вытащила из рукава малюсенький кружевной платочек и промокнула им уголки глаз, уголки губ и кончик носа. Потом как-то жалобно, но неожиданно громко высморкалась…

Впрочем, это не обязательно женщина[62]. Это может быть и старый профессор, один или два раза видевший издали Станиславского на репетиции, человек, начисто лишенный образного мышления и педагогической фантазии — то, что обычно называют круглой бездарностью. Это может быть и молодой, но бойкий кретин, выучивший назубок систему и повсеместно цитирующий заветы, не понимая и даже не догадываясь об их творческой сути[63]. Тут важна типология. Важно, что портрет 2 есть тип начетчика, так же как первый «портрет» — тип палача, заплечника[64], специализировавшегося на уничтожении искусства и его представителей. Если хотите, можете одеть его в более традиционную красную рубаху и прилепить ему черную разбойничью бороду. Или перечтите платоновское[65] описание типа на последней странице «Епифанских шлюзов»[66].

Портрет 3. Она молода и прекрасна. Прелестная фигурка с осиной талией и высокой грудью, бутонно выпирающей из гипюровой белой блузки с рубиновым значком на левой стороне[67]. Яснейшие лучистые глаза в длинных ресницах и копна каштановых волос, там и сям легко тронутых ранней сединой задумчивости. Румяные щеки, нет, не щеки, а фарфоровые щечки, и алые влажные наивно раскрытые губы. Она вся — непосредственность и порыв. Она ужасно, нечеловечески эмоциональна и поэтому легко увлекается. Однажды она увлеклась так сильно, что во время погрома безродных космополитов, будучи аспиранткой второго года, присоединилась к массовым разоблачениям и добила своего научного руководителя — известного всему миру ученого[68].

131

Зовут ее, конечно же, Машей[69]. Как одну из трех чеховских сестер. Она все время чувствует себя как бы на трибуне, и пафос переполняет ее, словно подогретый воздух в монгольфьеровском шаре. Пафос неудержимо влечет ее ввысь — так и хочется привязать девушку к трибуне крепкой веревочкой, чтобы бедняжка не улетела от нас в верхние слои атмосферы[70].

С годами она, вероятно, немного сдала: прибавилось седины, померкли фарфоровые ланиты, появилась от сытой жизни приятная полнота зрелости, стала рядовой министерской дамочкой, но пафос… пафос и комсомольский задор ее не оставили. Правда, с наступлением новых времен она реже появляется на трибунах, но главное — зоркая, опережающая бдительность — при ней, за это все еще хорошо платят. Когда приспичит[71].

Если попытаться классифицировать тип, то формула ее[72] будет грубой, но не сложной: «Сука наемная. Служит для срочного обливанья. Работает на разовых»[73]. Вот образчик ее речевой деятельности:

— Я как представитель младшего поколения советских театроведов, как комсомолка и будущая коммунистка не могу молчать, когда под видом игры протаскивают в наш театр махровый формализм. Особенно опасно, когда это пытается сделать старший товарищ, у которого мы должны были бы учиться. Но не будем[74]!

С молоком матери всосали мы великие принципы социалистического реализма, заложенные незабвенным буревестником революции. И мы не можем, нам не позволяет наша гражданская совесть принять столь легкомысленную и сомнительную театральную концепцию. Неужели недостаточно «реализма без берегов»[75]? Неужели нужна еще и безбрежная игровая стихия? Надо хорошо подумать, кому на руку «играют» такие глубоко нам чуждые, с позволения сказать, «системы». У нас есть одна система — система Станиславского, всеобъемлющая, глубоко научная, проверенная и закаленная в боях за реалистические традиции русского и советского театра, и другой нам не требуется.

В заключение не могу не сказать несколько слов о своих переживаниях в адрес автора книги. Разве могла я, как и другие мои сверстники, ожидать, что уважаемый и любимый молодежью человек свернет на скользкую дорожку низкопоклонства перед Западом и бездушного формализма? Для нас это печальная неожиданность. Поэтому до́лжно размежеваться. Заявляю во всеуслышанье: нам, молодым, не по пути с игровым театром.

Я слушал привычные фразы, и образ говорящего двоился, троился, множился в моем воображении. Давнее прошлое смыкалось с недавним. Но вот наконец оппонент воплотился и вышел на свет…

Портрет 4. «Искусствовед в штатском». Приятный во всех отношениях молодой человек чуть-чуть за тридцать. Все правильное и нормальное — нос, рот, глаза, губы, зубы, волосы и уши. Средний рост, средняя упитанность, среднестатистическая индивидуальность. Манера — безукоризненная, рассуждения — безупречные, обаяние его действует безотказно. Но когда с невольным вздохом облегчения расстаешься с ним, обнаруживаешь, что не в состоянии его вспомнить, что на улице, в толпе не узнаешь, что ни одной его приметы в твоей памяти не осталось, только облачко приятности, перламутровое и благоухающее[76].

Но какие-то приметы, если подумать, все же есть. Постоянные: золотая коронка в левом углу рта, ямочки на щеках (видны, когда он улыбается), маленький шрам на левой брови[77] (виден, когда он хмурится), легкое, почти незаметное заикание, когда начи-

132

нает нервничать. Временные: светло-серый дидероновый костюм (Штаты или Великобритания), бледно-голубая поплиновая сорочка (хлопок 100%, Индия), серо-голубой галстук (Цейлон или Париж), изящные белые туфли (ФРГ), дорогие часы на массивном металлическом браслете (2-й часовой завод, Москва[78]). Русые волосы, серые глаза, южный загар на лице[79].

Он берет меня за руку и отводит к окну в дальний угол комнаты, хотя поблизости никого нет[80]. Говорит тихо и доверительно:

— Я, к сожалению, не видел вашего «Короля Лира», но то, что я прочел о нем в вашей книге, очень, очень любопытно. Получил удовольствие. Но, знаете, никак не пойму, зачем вам это? Нам, русским, глубоко чужды все эти гистрионы, жонглеры и джокеры, вся эта перевернутая карнавальная топика. Это ведь — для гурманов, для щекотания нервов утомленной элиты. Позвольте вас уверить, если приглядеться, понаблюдать, — это не первый сорт. Я смотрел юношей вашу «Элегию» с Поповым — Тургеневым. Признаюсь, был прямо околдован поэзией этого спектакля. Русская усадьба, белые дворянские колонны, белые плиты террасы с проросшей между ними травой, а рядом — белый рояль, старинные ноты на нем, белая сирень на столе — это такая ностальгическая Россия…[81] И вдруг ни с того ни с сего шумные шуты, «шутки, свойственные театру», «золотой балаган», двусмысленный маскарад, дешевое кривляние — все чужое, заемное, притянутое за уши, извините меня, к русскому театру. Я отнюдь не догматик, но по-дружески, между нами хочу посоветовать вам не связываться с этим западным поветрием. Несерьезно[82].

И мой «филер-рафине», сделав на прощание ручкой, удаляется обратно в свою метафизическую темноту, а может быть, в отнюдь не метафизическую свою контору…[83]

 

Я слушаю капитальное возражение спокойно, настолько спокойно, что могу даже переспросить с улыбкой, правильно ли я понял суть контраргументов. Игровой театр, выходит по вашему, явление чисто западное? Чуждое и противопоказанное русской театральной традиции? Он, говорите вы, не имеет корней в нашей истории[84].

Я спокоен не только потому что время в очередной раз переворотилось и на несколько лет (десятилетий?[85]) отодвинуло с первого плана моих оппонентов, что сегодня нам не так, как прежде, страшны эти «палачи», «начетчики» и «доносчики от искусства». Я спокоен еще и потому, что дело тут не в чьей-то «злой воле», не в «роковой ошибке» или «ученой подтасовке», а обычном историческом недоразумении, происшедшем от лености и инерции нашего мышления, от невнимания к реальностям нашей жизни.

Продолжение следует Ссылка для читателей книги М. М. Буткевича «К игровому театру», не желающих участвовать в затеянной мною Игре; аналогичная ссылка находится в самом низу страницы, попасть на нее можно с любого места при помощи Ctrl + End.



[1] Последнее вычитывание.

[2] Снимаю шляпу, Михаил Михалыч. В целом, все правильно, и речь действительно идет о трагикомедии. Скорее всего, позволителен и такой анализ. А я, наверное, попал в плен своей концепции, а значит, сам запутался в собственном толковании терминов — то, в чем я опрометчиво упрекал Вас. Этот тайм я проиграл. Впрочем, я мог бы добавить еще одну форму: возможно, наиглавнейшую: комедия, оборачивающаяся трагедией, — причем это как раз моя форма. С одной стороны, Лана меня именно за это постоянно шпыняет («Иосиф Львович, что ни возьмет ставить, у него обязательно кто-нибудь стреляется»). С другой — дополнительная информация к размышлению!

[3] На который она опиралась палкой (ха-ха, снова фаллический символ!) 03.04.2011

[4] …и стал уходить из под ног (:-:)

[5] У Козьмы Пруткова есть стихотворение «Древняя греческая старуха»…

[6] Блин, это же «наперсток»! Неужели такая древняя на[нрзб. Это нрзб. в квадратных скобках я позаимствовал у Михалыча, заменив им «пищалку» — когда дорастете до II-й части, поймете, о чем я.]ловка? 03.04.2011

[7] Кстати, как мы помним, Лир-то жил задолго до рождения — что Христа, что безымянной грешницы. 03.04.2011

[8] «Эпический» — это, что ли, повествовательный?.. Привет от ББ. 05.12.2011 А «разряд» —  наклонение?

[9] Что, и сиська вывалилась?.. — Львович, вспомни словесный портрет актрисы, там нечему было вываливаться. 03.04.2011

[10] Вот невольно делается обидно за подобных художников, как названные две великие актрисы: первое, что вспоминается — не художественные свершения, а левые их взгляды. А вот свежак: из еще не вышедшей на экраны [где-то 2010; почему-то не проставил дату, когда писал комментарий] «Резни» Поланского, — вложенный в уста гениального Кристофа Вальца (похоже, ему светит вторая статуэтка подряд Не угадал, Львович, почему-то даже не номинировали. 13.07.2012):

 

Видел по телевизору […] Джейн Фонду… Захотелось тут же вступить в «ку-клукс-клан». Вы […] во все суетесь, боретесь с проблемами мира… Но любим мы других женщин: нам нравятся… страстные, отвязные, напичканные гормонами. А хранительницы мира, которые так любят доказывать свою правоту?.. Вот уж нет! Даже […] родного мужа от вас воротит.

29.11.2011

[11] Так уже ходили! Не много ли? Видимо, я имел в виду последний общий «грязный танец». 16.07.2011

[12] Вот-вот! Вот она цель театрального искусства. Что такое катарсис? Это реверс того самого метафизического ужаса, когда сущее уходит из-под ног, ускользает, когда мы оказываемся «вдвинуты в Ничто» и оказываемся тоже «голыми людьми на голой земле». Но взамен — чрез это очищаемся от всего мелкого, преходящего, соприкасаясь с мирозданием в целом. Снова я забежал вперед Михалыча… Он же еще ни разу не помянул Мартына… 06.02.2011

[13] Холодно. Холодно. Холодно. Пусто. Пусто. Пусто. Страшно. Страшно. Страшно.

[14] Эй, а как нельзя? Кто осмелится определить?!!! 05.12.2011

[15] Впоследствии камера Вильсона в качестве основного средства исследования радиации уступила место пузырьковым и искровым камерам…

[16] А, кстати, у меня тоже была задумка Козетту ставить по полной программе, с торговлей наутро Вальжана и Тенардье, историей с кладом и отчаянными воплями «кинутого» Тенардье. Но когда дело стало ближе к воплощению, выяснилось, что групповая, коллективная поэтика возникающего спектакля: сочельник в трактире Тенардье — совершенно не монтируется с камерно-психологическими «утренними сценами». А я дурак! У меня же был козырь, который я всегда использовал — игра со временем; как же я о нем забыл! Нужно было просто сперва сыграть «камерную» «Козетту», когда заглавная героиня спит уже после знаменательного сочельника; а на сцене идет торговля за нее. А после — флэшбэком — сам сочельник. И тогда все получается просто замечательно! Причем Васина музыка появляется лишь по окончании сцены «торга» — знаменуя начало главного спектакля и маркируя предшествующее как пролог. И в результате сюжет завершился, наплевав на незавершенность фабулы: Жан Вальжан кладет монету в Козеттин лапоток, кидает на спящую девочку последний взгляд, уходит; а затем вспыхивает свет и сцену заполняет радостная поющая толпа, глядя на которую и помнить-то забываются все тяготы и невзгоды. И получилась жирнейшая точка в спектакле, несмотря на то, что, казалось бы, и произойти-то в нем толком ничего не успело. Во-во, а точку можно было сделать прологом. Как Михалыч упоминал о том, что предисловие читается первым, а пишется последним. 13.07.2012

[17] И все-таки игровой способ игры Это не тавтология, а вновь терминология: я просто слово «игровой» употребляю в том значении, которое придал ему Михалыч, а «игра» — в традиционном. — прерогатива профессионалов, причем далеко не всех; я уже не говорю о любителях. А причина проста — чтобы осваивать игру как воплощение жанра через актера, нужно хотя бы для начала уметь быть на сцене органичным, что — либо существует от природы, либо этому учат в вузе, либо это появляется от долгого сценического опыта под руководством профессионального (в хорошем смысле слова) режиссера (впрочем, последние два варианта — это примерно одно и то же). Если же пытаться играть, не обладая органикой, это будет, собственно, банальный наигрыш — не более. В общем, моя задача усложняется: сперва нужно моих любителей превратить в профессионалов. Не скажу, что это невозможно (последний вариант). Но, к сожалению, почти нет шанса свести в одном спектакле исполнителей в равной мере этого достигших… Но это и не смертельно. Ведь, как известно, в творчестве процесс важнее результата. По крайней мере для самого художника. Сегодня вычитал в Сетке шикарную формулу Питера Брука: Премьера — злейший враг спектакля! 29.11.2011

[18] Думается, все же, это опечатка слова «онёрами». Со всеми онерами (устар.) — со всем, что полагается, со всеми необходимыми принадлежностями, со всеми подробностями. (Словарь русского языка в 4 т. М., Русский язык, 1999.) Единственное значение для слова «окер», найденное мною в Сетке — автовладелец «оки». С ударением на первый слог, видимо… 16.07.2011 Онёры — в некоторых карточных играх карты от десятки до туза, то есть старшие и наиболее значимые. Например, в «тысяче» (она же «501) после туза идет десятка (соответственно, 11 и 10 очков, а следующий, король — всего 4). То есть, наличие всех онеров обеспечивает выигрыш без напряга. 30.11.2011

[19] А может быть, то растворяется, то кристаллизуется? То явятся, то растворятся… 03.04.2011

[20] Уже практически доигралось. Весь этот апокалипсис, который обрушивает на нас СМИ, кино и видео, компьютерные игры, технический прогресс и всевозможные (социальные, межнациональные, межгосударственные, межконфессиональные и иже с ними) конфликты, террористы, наркотики, оружие, порнография… Насколько легко мы составляем эти списки, настолько они навязли в зубах!.. А я прихожу на репетицию и вижу вполне интеллигентных, не озлобившихся, достаточно романтичных, достаточно скептичных, более одаренных, менее одаренных, более или менее (последнее  чаще) закомплексованных — разных, но хороших, которым совершенно не имманентен навязываемый нам кошмарный взгляд на действительность, молодых людей. Я не могу вообще представить человека, фанатеющего от всего этого. Что это такое? Кто сошел с ума? А главное — кому это нужно?!! Ага, ага, вопрос пристлевского Кейтла, только чуть по иному поводу, но по сути — то же самое! 05.12.2011

[21] Мюнхенская олимпиада?.. Очень смешно… Игриво, можно сказать.

[22] Пока четвертый игрок сдает, можно выпить и закусить…

[23] Предлагаю другой вариант: конформистский/нонконформистский… Львович — зануда или тупица. Именно потому, что эта обтесанная, обтекаемая терминология начинает обмылком проскакивать мимо ушей, Михалыч придумывает слова вроде такие же, как обычно, но — чтобы хоть чуть чуть цепляло, останавливало на себе, разрушало хоть на миг сон разума, вырывало из лап чудовищ. 16.07.2011 Кстати, частный случай указанной идеи. В III-й части Михалыч выдвигает блестящую теорию: только на сцене происходит настоящая жизнь; все, что вне сцены — нереально. И зритель, придя в театр, хотя бы эти 2—3 часа может отдохнуть от окружающей его фальши и неуверенности в реальности бытия — присутствуя при и участвуя в неоспоримой реальности. Квинтэссенция аргументов: в «реальной» жизни, нас окружающей, нет ничего, в чем мы могли быть уверенны: ни СМИ, ни окружающие, ни политика, ни наука, сплошь стоящая на гипотезах, и т.д. и т.п., — включая долг, верность, честь, родительскую любовь и почитание детьми родителей. В театре же мы знаем, что ни Отелло, ни чулимская Валентина — не фальшь: они настоящие. Именно по той причине, что они не скрывают своей непричастности к «реальному» миру. 13.07.2012

[24] Где это он такое вычитал, у Оруэлла, что ли?

[25] А что в этом плохого? Я с молодости особо не задумывался своими по-совковому ометафизенными под официальной диалектированной маской мозгами об истоках науки и лишь в последние годы начал понимать: во-первых — это еще Владимир Ильич заметил, — основной вопрос философии не решается однозначно; во-вторых, любая наука оставляет право на сомнение, поскольку по-любому основывается на аксиомах-постулатах, другими словами, любая теория является гипотезой Вспоминаем теорему Гёделя о неполноте.  16.07.2011, некоей моделью, которая в той или иной мере подходит для той или иной парадигмы. Так, один мой знакомый, серьезный ученый, проводит интереснейшие социально-стратегические исследования в терминах… астрологии. И получает вполне значимые практические результаты. Так что любая теория, как бы лженаучно она ни выглядела, имеет право на существование, если приносит практическую пользу. Как сказал Нильс Бор: «Главное — чтобы работало». Кажется, о подкове, висевшей у него над дверью… 16.07.2011 И он же заметил, что отличительная черта нетривиальной истины в том, что прямо противоположное ей утверждение не является явно абсурдным. 17.04.2013

[26] Почему такая характеристика?

[27] В общем-то, мой театр изначально и есть игровая методика изучения французского. По крайней мере, таковой его, похоже, видит Елена Георгиевна… И не сегодня «тихо под шумок», а — когда Вы еще были сопливым мальчишкой — в 1939 году он появился, между прочим. 29.11.2011

[28] Недавно осенило: он же фиктивное лицо, фигуры не имеющее: г-н человек, то есть, просто некто. Небытовая фигура. В спектакле Фоменко, например, его все время сопровождало некое подобие андерсеновского Теня в исполнении Юлии Рутберг. 03.04.2011

[29] Тоже голубой… А прикиньте в реале: заявляется к пацанам этакий котяра и мурлычет: «Ребята, давайте жить дружно!..» Ну типичный педор… 16.07.2011 Львович, это Леопольд так говорил. А про Бонифация ты и мультик-то не видел, темнота некультурная!

[30] Да это снова чертова элементарная диалектика. Отсюда, возможно, и известный эффект кошки: без нее зрители как бы принимают пресловутую условность и всю фальшь и заштампованность, если эта ложка дегтя все же не исчерпывает собою всю бочку, если при ней присутствует — пусть в равном количестве, пусть не самый качественный, но — мед, они (зрители) согласны сами сыграть все не сыгранное артистами. Но на фоне живой кошки (не обязательно буквально кошки, а, скажем, на фоне живого, игрового партнера) эта условность разрушается, и уже смотреть невозможно, что мы наблюдаем на разных уровнях сплошь и рядом (взять насквозь фальшивую «Бедную Настю» с превосходным, скажем, Филлипенко или большинство лент Бондарчука-пэра или Пырьева-мэрда).

[31] Все-таки мужского рода… 16.07.2011

[32] Ну, это не ко мне, Михалыч, не ко мне. Впрочем, Вам это не дано знать, по крайней мере не было дано, когда рождались эти слова.

[33] А это еще каким образом? Что за интерактивность такая? Вы уже знали, что к этому времени окажетесь там, откуда видно все?..

[34] Ну вот наконец и получен ответ, почему для меня Ваша книга стала настольной, а у Ланы она вызвала резкое неприятие: мне парадокс дает именно — Вы правильный выбрали термин — игровое ощущение в этой тусклой жизни, ощущение, которого мне по скудости натуры без парадоксов не хватает; у Ланы же и без парадоксов игривость бьет через край, не вмещается, так что парадокс в его случае ведет попросту к интоксикации! Совсем недавно мы впервые заговорили об этом, Лана что-то сказал на эту тему, мол жизнь — самое интересное, что есть на белом свете, на что я совершенно без раздумья ответил, что меня реальная жизнь никогда не интересовала. И это было мною сформулировано впервые. 13.07.2012

[35] Ж., -а, м. Нечто, внушающее страх, отвращение; пугало (первоначально — горящая сера или смола, уготованная в аду грешникам) (Словарь русского языка в 4 т., там же). Ребята, не обижайтесь, что я даю эти серые сноски. Те, кто и так все знают, могут не заглядывать сюда. Собственно, я уже говорил, лучше так и поступать, выбирая только обычные сноски-звездочки (*), те, которые принадлежат Самому и набраны из собственно книги. А мои комментарии я делаю для самого себя, как заметки на полях Между прочим, я все это постоянно перечитываю, по многу раз; Михалыч давно стал для меня настольной — причем единственной — книгой. 16.07.2011, и если они окажутся никому не интересны, ничего страшного. И, наоборот, если они вызовут чей-то интерес — толерантный ли, неприязненный ли — тоже не вижу особого вреда ни для кого. Кстати, жупел, если верить словарю плюс любимый Михалычев Хайдеггер, — основа метафизики, а значит — всего нашего существования!

[36] Так же, как человек вступает в брак по собственной воле. Да что там в брак — в «отношения». Впрочем, это из другой оперы. Что касается максимы Михалыча, думается — и это логически вытекает из всего им сказанного — (еще парадокс!) не по воле, а по ее отсутствию — безволию.

[37] А действительно! Почему? Интересно узнать ваше мнение, Михал Михалыч…

[38] Протей — морское божество, сын Посейдона, обладавший способностью принимать любой облик.

[39] Хотел я вмешаться чуть повыше, когда речь шла о профессиональном театре, поскольку к любительскому театру это не имело отношения, но потом решил, что Михалычу виднее. И действительно, он дал объяснение, не имеющее отношения к официозу, а речь пошла о режиссерской патологии. И здесь хочется добавить, что, как и в любом другом деле (например, в спорте), каково ученичество (читай — любительство), такова и профессиональность. И действительно, откуда  могут взяться творческие, способные на нахальный, невозможный эксперимент, эпатаж и своеволие ученики, если их учат совсем иного толка учителя. Это заколдованный круг. И разорвать его способны единичные нонконформисты, которые непостижимым образом появляются на театре и к которым принадлежат станиславские, чеховы, вахтанговы, брехты, бруки, мейерхольды, таировы, буткевичи, гротовские, додины, васильевы, фоменки и т.д. Между прочим, появившиеся на рубеже 80—90-х, как грибы после дождя, всевозможные полупрофессиональные театры-студии во всевозможных подвальчиках и явились, видимо, реакцией на косность официального театра. К их числу принадлежала и «Мастерская» Рабея, где мне довелось работать. Затем они закономерным образом профессионализировались и, в основном, переориентировались в коммерческие проекты, к истинному искусству имеющие не самое прямое отношение Буквально на днях Боря Рабей нарисовался в скайпе и жаловался: «Творчества нет вообще. Одна халтура». 13.07.2012, а игровой опыт, накопленный ими, преобразовался в песевдоострые формы и мнимое жанровое разнообразие. Или — по мере возвышения голоса «пушек» [тэтэшник, беретта, узяра, ЧЗ и иже с ними] — естественным образом прекратили свое существование. Потому что у спектакля, сверхзадача которого — прибыль, жанра быть не может по определению. С «Мастерской» произошло и то и другое: с одной стороны, получив статус юридического лица, мы с Борькой занялись коммерцией. Насколько она оказалась успешной, это не имеет здесь значения. Но видимо — господь все видит, — эта смена ориентиров подсознательно повлияла на самого Бориса, он перенес свое внимание на профессиональную деятельность, студия как объект творчества стала интересовать его все меньше и в конце концов закрылась, а он к тому времени уже завершил свою учебу в ГИТИС и занялся постановками в профессиональных театрах у нас и за рубежом, потом вдобавок — и педагогической деятельностью. А сейчас вообще на сериалы переключился. Ну, то есть, на те самые деньги, блин… 07.02.2011 Год или два назад Блин, не зафиксировал дату. я видел в ГИТИСе довольно интересный (игровой, кстати) спектакль его курса: «ЗК», мюзикл Ю. Кима по булгаковской «Зойкиной квартире». Взгляд на события пьесы: все персонажи, сами того не зная, в будущем — обитатели ГУЛАГа, и сквозь сегодняшнее ихнее из нашего сегодня просвечивает их будущее, которое — наше прошлое. Короче, сделано в несуществующем в русском языке грамматическом времени: Future-in-the-Past, будущее в прошедшем, уж не знаю, имел ли это Борька в виду, он, вроде, французский учил, заканчивал (тогда говорили «кончал») 16-ю спецшколу, что у Сретенских ворот… Попы детишек оттуда вытурили и теперь там гостиница Сретенского монастыря. А я (пока ремонтировали Дом учителя) несколько лет именно там репетировал, именно там отмечали 50-летие театра, и там прошли премьеры «Непрошеной», «Игры любви и смерти», 1-го акта «Чайки». 03.04.2011

[40] То есть — нужно очень серьезно, с полной самоотдачей, через огромную тяжелую работу добиться несерьезности и легкости, необязательности и хулиганства — той самой ситуации, когда даже накладки будут работать на усиление спектакля Во II-й ненаписанной части эту мысль — о пользе накладок — подтвердит и Михалыч. 03.04.2011: то, что я видел воочию в самых удачных спектаклях своего театра, особенно (как это ни парадоксально) — в «Острове басен», который поставил не я, а моя ученица, непрофессиональный режиссер Лена Кулышева. Это был (как я понял только сейчас! 16.07.2011) именно игровой спектакль: весь сюжет спектакля был замешан на игре: две команды (Взрослые и Дети) поочередно делают «ходы»: исполняют басню. Причем сама басня сплошь и рядом — та же игра: от «Стрекозы и Муравья», «Зайца и Леопарда», «Багажа» или игривого финального «Гумулюса» (игра в слова) до буквального соревнования Зайца и Черепахи. Идет подсчет очков и секунд, присутствуют и судьи (в зрительном зале), которые одновременно и зрители (здесь в этом качестве оказываются и участники (ожидающие своей очереди) и т.д. Не думаю, что Ленка все это осознавала, но результат был именно игровой. От спектакля остались прекрасные фотографии, можно убедиться… 16.07.2011 Как гласит известная театральная хохма, импровизация должна быть очень хорошо подготовлена. Ага, а недавно, очутившись в профессиональной актерской среде, я услыхал следующее: «Не наиграешь — не сыграешь». И в этой шутке есть доля правды. Важно — как наиграть, и с какой целью. 13.07.2012

[41] Кстати, не столь уж давно я с удивлением узнал, что человек современный называется уже не просто homo sapiens. Оказывается, одно время он был подвидом наряду с неандертальцем (поскольку выяснился вдруг факт, который дарвиновская теория вряд ли может объяснить: человек и неандерталец жили в одно время и даже ухитрялись воевать друг с другом). Впрочем сегодня от такого классифицирования, вроде отказались, но все равно человек остался подвидом вместе с homo sapiens idaltu («старейшина»). Так что все равно мы — homo sapiens sapiens. А еще важнее здесь то, что актер, как и остальные люди, — не только биологическое существо. Такую часть человеческой личности, как сознание, ни биология, ни одна другая наука о природе не изучает; оно изучает само себя с помощью философии.

[42] Так называется знаменитая книга Й. Хайзенги, которую я начинал читать, но что-то отвлекло, так до сих пор и не дочитал.

[43] Видимо, сюда относится и Брехт со последователями вроде Петровича, а также, конечно, многие эксперименты Фоменко и фоменковцев. Плохо знаю, но, наверное, к такому театру относится и Виктюк, я, к сожалению, почти не видел его спектаклей. Что-то такое было и в спектакле Мнушкиной, который я видел несколько лет назад, уже не упомню названия, что-то про тибетцев, запершихся в каком-то парижском здании. И, кстати, так и не понял, кто прав. В википедии сказано, что она русского еврейского происхождения (есть такая прикольная формула). Сама же Арьян, когда мы после спектакля подошли к ней поговорить, сказала, что ее предок — казак, оставшийся во Франции в 1812 году. Что, реальные пархатые казаки? Или я что-то путаю и казаки фигурировали в генеалогии другой «французско-русской» бабки, Анны Марли? (Та — вспомнил!  — реально была прямой потомицей атамана Платова.) 05.12.2011

[44] Вот здесь я пока не допер, в чем отличие. В чеховской «самостоятельной жизни» образа? Тогда Михалыч — это просто предложенный по-другому тот же Мачо, и это… классно! Не допер, потому что дурак. Тут просто: уж либо ты играешь ролью как неодушевленной игрушкой либо (правильно, по-чеховски!) роль становится самостоятельным противником, с которым и разыгрываешь партию. 03.04.2011 В последнее время меня не отпускает неожиданная идея: как серфер ловит волну, актер должен заставить роль играть актером (даже — актера!..). 05.12.2011

[45] Как же мне это понятно! Ведь если нет ни декорации, ни техники, спасет только фантазия и игра — обыгрывание декораций, реквизита, бутафории и собственного тела (чего стоит один михалычев шалаш!). И, как известно, обеспеченность матчастью провоцирует леность духа и усыпляет творческую фантазию. Последнюю мысль для меня сформулировал еще в годы моего ученичества театральный художник Ворошилов: попалась мне как-то в руки его учебная брошюрка. 30.11.2011

[46] Спойлер. Далее Вы еще идентифицируете этот голос как главное действующее лицо анализируемой Вами пьесы. С немецким безымянным именем.

[47] Эх, я еще успел поносить Не поноси́ть, не поно́сить, а по-носить. гимнастерку. Спустя полгода моей службы гимнары заменили на гораздо менее комфортные кителя. Особенно — в условиях Крайнего Севера. А у нас еще были (я даже успел подержать такую в руках) не только п/ш, но и ч/ш — чистошерстяные — гимнары! Впрочем, это все к Михалычу не имеет никакого отношения, что-то я съехал куда-то не туда, прошу пардону.

[48] Интересно, которого из них Вы имеете в виду, Михал Михалыч? Там как минимум четыре штуки было (см. шапку газеты «Правда» года этак 50-го).

[49] Вот это ненависть! Блеск!

[50] А это уже предвидение. Ведь Михалыч никак не мог видеть нашего гаранта и иже с ним на богослужениях в Елоховке или в Христа Спасителя!

[51] Из глаз Глостера. 17.04.2013

[52] Совсем недавно пересмотрел «Покаяние»… 07.02.2011

[53] , — спохватился Михалыч, поймав себя на этой жгучей ненависти, лишающей объективного тона, —

[54] Долго сомневался, вместе или отдельно это пишется и даже одно время написал слитно. Но поскольку контекст достаточно неясен Многообразен, неисчерпаем, неожидан и порою гротескен (так, что ли?)., в конце концов оставил так, как это в книге. 30.11.2011

[55] Боже, как точно: меньшевики во всех фильмах про революцию были всегда почему-то в чеховском пенсне! Чем же клеймили Маркировали! эсеров, черт побери? Забыл. Кажется, туберкулезом… Ага, тогда Антон Палыч был и меньшивиком, и эсером. 17.04.2013

[56] В противоположность Новодевичьей? 30.11.2011

[57] Интересно, это как? Коричневатые по отношению к чему? К красному? Намек на социализм-фашизм?

[58] Современный читатель может и не знать, что так называли хлопчато-бумажную ткань. 30.11.2011

[59] И не такой уж старинный, и по сей день пользующийся успехом даже у гламурных дам — удобно. 30.11.2011

[60] Похоже, это портрет бабы Мани. Ай-яй-яй, Михалыч, как не стыдно!

[61] И секса не существует.

[62] Вот за что люблю Михалыча! Вдруг он поймал себя на том, что слишком узнаваема была чуть выше Мокушка, и устыдился…

[63] Тут что-то с согласованием не то…

[64] Кстати, интересно, откуда явилось это выражение: «заплечных дел мастер»? Словари ограничиваются значениями: Заплечное дело (устар.) — ремесло палача. Заплечный мастер и заплечных дел мастер (устар.) — палач.

[65] Ну, хоть здесь понятно, о ком идет речь!

[66] Не перечитывайте! Я спать не мог и вообще Платоныча перестал читать из-за этих шлюзов… 16.07.2011

[67] О! У меня такой есть: поплавок кульковский именно рубинового цвета. 30.11.2011

[68] А ведь здесь ненависть — не меньше. Но — осмысленнее… нет, не то… реальнее, что ли? Здесь, кажется, некая реальная сучка, которую Михалыч знал лично, а не безликий выжиревший лакей на засаленной кушетке или узнаваемая баба Маня.

[69] Конечно, не Кнебель, как я было подумал… Это Михалыч нас провоцирует.

[70] И странным, парадоксальным образом возникает по ассоциации лимоновское:

Пришли мы к нему как-то вечером,

чтой-то он есть не идет,

а в окне висит стая шариков,

а он до них веревкой прищепленный.

«Шарики, — говорит, — несите меня».

И, ножкою оттолкнувшися,

а сам на нас строго посмотрел

и во окошко серое вылетел.

И видела Марья Павловна,

как понесло его к моречку.

А днями пришло сообщение,

что видели с лодки случайные,

как в море упали шарики,

на них же мальчонка беленький.

Горите, проклятые книжищи!

[71] Нет, ну это точно списано с конкретного человека!

[72] Типы? Нет, тут сложный лингвистический ход — классификации! 16.07.2011

[73] А здесь мне видится, конечно же, Екатерина III в юности. 30.11.2011

[74] Ха-ха! Кажется, я даже знаю, о ком это. Только зовут ее не Маша, а… Ну, ладно, промолчу… Причем, подозреваю, Михалыч, что это не фантазия, а реальный текст, сопровождавший один из Ваших уходов — из вуза, из театра, — которыми отмечена Ваша бескомпромиссная жизнь. 16.07.2011

[75] Очень странная отсылка к мятежному Гароди. Уж данная особа наверняка знала уже тогда о его «ренегатстве» после «пражской весны». Дурак ты Львович! Именно как пример «буржуазного формализма» и приводит этот гародизм данный персонаж. 30.11.2011

[76] Это сексот, что ли?

[77] Прям как у меня и моей младшей дочери. А спустя еще пару лет, после того как куча отморозков разбили о мою голову несколько пивных бутылок, у меня на макушке появился шрам в виде мхатовской чайки… Я не знал: сам-то не вижу, — выяснилось совсем недавно, когда я взял манеру стричься под нуль. 2011

[78] Сейчас некоторые позволяют себе и Филипп-Патека. 05.12.2011

[79] Ну неужели, Михалыч, это не зарисовка с натуры? Не поверю!..

[80] Супер!

[81] Это тот самый спектакль, о котором сказано, что Михалыч не любил о нем вспоминать. 16.07.2011

[82] Если убрать саркастическую интонацию и обратиться к существу сказанного, в общем-то прав парень. Если не во всем, то во многом. И Вы, Михалыч, возможно, согласились бы с этим мнением, сколь ни противен его носитель, доживи Вы до сего дня. И, забегая вперед, замечу, что все Ваши развернутые далее «доказательства» имманентности игрового театра русской культурной традиции очень смахивают на оправдания перед идеологической комиссией. Есть в них некая необязательная суетливость, доказывающая отсутствие незыблемой уверенности в своей правоте. Ведь последняя не нуждается в аргументах «за». Она самодостаточна. 30.11.2011

[83] Угадал, надо же! Кстати, что значит «рафине» и на каком языке? В Сетке я такого слова не нашел. По корню — рафинированный, то есть очищенный. Филер, как мы знаем, это и есть филер. То есть что-то типа «чистокровный сексот». 05.12.2011

[84] И теперь, похоже, Михалыч начнет метать перед описанными выше свиньями бисер. Начнет-начнет, спустя годы я даже попытаюсь предположить причину этого бисерометания. Чуть выше, за  этой же датой: 30.11.2011 Зачем?..

 

Хвалу и клевету приемли равнодушно!

И не оспаривай глупца!

 

Впрочем, молчу, молчу. Все, о чем он говорит дальше, в любом случае интересно — вне зависимости от формальной провокации.

[85] Наивняк!

Продолжение следует



* Теперь вы можете, если, конечно, захотите, перечесть еще раз описание студенческого спектакля в таком порядке: сначала только нормальный шрифт, потом — только мелкий и очень крупный. В первом случае вы получите связное описание спектакля, а во втором — рассказ на тему «чего стоит артистам импровизационная легкость этого опуса».

Перечтя еще раз написанное, я подумал, что можно уточнить название нашего спектакля: «Уморительная история о десяти Лирах и одном слепом старичке».

Мне очень жаль, что наш любопытный спектакль смогло посмотреть так мало людей. Он, как и все другие спектакли без исключения, канул в реку забвения и исчез в ней безвозвратно. Любовь к нему придала мне смелость в безнадежной попытке остановить мгновение театра, показавшееся мне прекрасным, зафиксировать неповторимый миг хотя бы в виде бледной тени, в виде «слов на оконном стекле». Описывая нашего «Лира», я тщился дать вам, дорогие мои друзья, хоть какую-то возможность увидеть его, услышать и пережить. Если не очень удалось, извините.

* «Человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет». (Ф. Шиллер).

Продолжение следует