глава восьмая часть четвертая

Глава девятая.
ВЕСЕЛЫЙ КОНЕЦ ВЕСЕЛЬЯ
Оставшись одни, девицы по двое оперлись на подоконники и принялись болтать, высовываясь из окон и перебрасываясь шутками.
Они увидели, как молодые люди вышли под руку из кабачка Бомбарды, потом обернулись, с улыбкой кивнули им головой и растворились в пыльной воскресной толпе, ежедневно наводняющей Елисейские поля.
— Возвращайтесь скорее! — крикнула Фантина.
— Интересно знать, что они принесут нам? — сказала Зефина.
— Уж, конечно, что-нибудь красивое, — ответила Далия.
— Мне бы хотелось, — сказала Фэйворитка, — чтобы это было что-нибудь золотое.
Вскоре они загляделись на проносившиеся по набережной экипажи, еле различимые сквозь ветви высоких деревьев и целиком поглощавшие их внимание. Был час отправления почтовых карет и дилижансов. Почти все дорожные кареты, которые держали путь на юг и на запад, проезжали в то время через Елисейские поля. Большей частью они следовали вдоль набережной и выезжали через заставу Пасси. Ежеминутно огромная, желтая с черным, тяжело нагруженная и громыхающая колымага, утратившая свою форму под грудой покрытых брезентом сундуков, над которыми торчало множество тут же исчезавших голов, дробя мостовую и превращая каждый булыжник в огниво, с яростью врезалась в толпу; она рассыпала искры, словно горн, окутанная вместо дыма клубами пыли. Этот содом веселил девушек. Фэйворитка восклицала:
— Ну и грохот! Можно подумать, что мчится целый ворох железных цепей.
Одна из таких повозок, чуть видная сквозь густую зелень вязов, на миг остановилась и снова понеслась дальше. Это удивило Фантину.
— Как странно! — сказала она. — Я думала, что дилижансы никогда не останавливаются по пути.
Фэйворитка пожала плечами.
— Нет, эта Фантина просто поражает меня! Я иной раз захожу к ней просто из любопытства. Ее удивляют самые обыкновенные вещи. Ну, представь себе, что я пассажир и говорю кондуктору дилижанса: "Я пойду вперед, а вы захватите меня на набережной, когда будете проезжать мимо". Кондуктор замечает меня, останавливается, и я еду дальше. Это случается сплошь и рядом. Ты, милочка, совсем не знаешь жизни.
Так прошло некоторое время. Вдруг Фэйворитка вздрогнула, словно пробуждаясь от сна.
— Что же это? — произнесла она. — А сюрприз?
— Да, да, — подхватила Далия, — где же этот знаменитый сюрприз?
— Как долго их нет! — вздохнула Фантина.
Не успела она договорить эти слова, как в комнату вошел слуга, подававший им обед. В руке он держал что-то, похожее на письмо.
— Что это? — спросила Фэйворитка.
Лакей ответил:
— Это, сударыня, записка, которую изволили оставить для вас те господа.
— Почему же вы не принесли ее сразу?
— Потому, — отвечал слуга, — что господа приказали передать ее вам не раньше, чем через час.
Фэйворитка вырвала бумагу у него из рук. Это и в самом деле было письмо.
— Странно! — сказала она. — Адреса нет. Но вот что здесь написано:
"Это и есть сюрприз".
Она быстрым движением распечатала письмо, развернула его и прочла (она умела читать):
О возлюбленные!
Знайте, что у нас есть родители. Вам не очень хорошо известно, что такое родители. В гражданском кодексе, добропорядочном и наивном, так называют отца и мать. И вот эти родители охают и вздыхают, эти старички призывают нас к себе, эти добрые мужчины и женщины называют нас блудными сыновьями; они жаждут нашего возвращения и собираются заклать тельцов в нашу честь. Будучи добродетельны, мы повинуемся им. В ту минуту, когда вы будете читать эти строки, пятерка горячих коней уже будет мчать нас к папашам и мамашам. Выражаясь высоким слогом Боссюэ, мы дали стрекача. Мы уезжаем, мы уехали. Мы несемся в объятия Лафита на крыльях Кальяра*. Тулузский дилижанс спасет нас от бездны, а бездна — это вы, о прекрасные наши малютки! Мы возвращаемся в лоно общества, долга и порядка, возвращаемся рысью, со скоростью трех лье в час. Интересы отчизны требуют, чтобы мы, подобно всем остальным людям, стали префектами, отцами семейств, провинциальными судейскими чиновниками и государственными советниками. Отнеситесь же к нам с уважением. Мы приносим себя в жертву. Постарайтесь не оплакивать нас долго и поскорее заменить нас другими. Если это письмо разорвет вам сердце, сделайте с ним то же. Прощайте!
Почти два года мы дарили вам счастье. Не поминайте же нас лихом.
Блашвель.
Фамейль.
Листолье.
Феликс Толомьес.
Post-scriptum. За обед заплачено".
Девушки переглянулись.
Фэйворитка первая нарушила молчание.
— Что ж? — воскликнула она. — Как-никак, это забавная шутка.
— Да, очень смешно, — подтвердила Зефина.
— Это, должно быть, выдумка Блашвеля, — продолжала Фэйворитка. — Если, так, я просто готова в него влюбиться. Что пропало, то в сердце запало. Вот так история!
— Нет, — сказала Далия, — это выдумка Толомьеса. Тут не может быть никакого сомнения.
— В таком случае, — возразила Фэйворитка, — смерть Блашвелю и да здравствует Толомьес!
— Да здравствует Толомьес! подхватили Далия и Зефина.
И покатились со смеху.
Фантина тоже смеялась.
Но часом позже, вернувшись в свою комнату, она заплакала. То была, как мы уже говорили, ее первая любовь; она отдалась Толомьесу, как мужу, и у бедной девушки был от него ребенок.

глава восьмая часть четвертая