глава седьмая глава девятая

Глава восьмая
СМЕРТЬ ЛОШАДИ
— А ведь у Эдона лучше кормят, чем у Бомбарды! — вскричала Зефина.
— Я предпочитаю Бомбарду, — заявил Блашвель. — Здесь больше роскоши. Больше азиатчины. Посмотрите на нижний зал. Стены сверкают зеркалами.
— Лучше б у них так сверкали тарелки, — возразила Фэйворитка.
Блашвель настаивал на своем:
— Посмотрите на ножи. У Бомбарды ручки серебряные, а у Эдона костяные. А ведь серебро дороже кости.
— Только не для тех, у кого вставная челюсть из серебра, — заметил Толомьес.
Он смотрел в эту минуту на купол Дома инвалидов, видневшийся из окон ресторанчика.
Наступило молчание.
— Толомьес! — вскричал Фамейль. — Только что у нас с Листолье был спор.
— Спор — хорошая вещь, — ответил Толомьес, — но ссора лучше.
— Мы спорили о философах.
— Отлично.
— Ты кому отдаешь предпочтение — Декарту или Спинозе?
— Дезожье*, — сказал Толомьес.
Объявив это безапелляционное решение, он выпил и продолжал:
— Я согласен жить. Не все еще кончено на земле, пока можно молоть вздор. Воздаю хвалу за это бессмертным богам. Мы лжем, но и смеемся. Мы утверждаем, но и сомневаемся. Это прекрасно. Неожиданности выскакивают из силлогизма. Есть еще на земле смертные, которые умеют весело отпирать и запирать потайной ящичек с парадоксами. Знайте, сударыни, вино, которое вы пьете с таким безучастным видом, — это мадера из виноградников, которые находятся на высоте трехсот семнадцати туаз над уровнем моря! Вдумайтесь в эту цифру, когда будете пить его! Триста семнадцать туаз! А господин Бомбарда, наш великолепный трактирщик, отдает вам эти триста семнадцать туаз за четыре франка пятьдесят сантимов!
Тут его опять прервал Фамейль
— Толомьес! Твое мнение — закон. Кто твой любимый автор?
— Бер...
— ...кен?
— Нет... шу**.
Толомьес продолжал:
— Слава Бомбарде! Он мог бы сравниться с Мунофисом Элефантинским, если бы нашел мне алмею, и с Тигелионом Керонейским, если бы раздобыл мне гетеру. Ибо знайте, сударыни, что в Греции и в Египте тоже имелись свои Бомбарды. Нам известно это от Апулея***. Увы! Всегда одно и то же, и ничего нового. Ничего неизведанного не осталось более в творениях творца! Nil sub sole novum****, — сказал Соломон; Amor omnibus idem*****, — сказал Вергилий; медикус со своей подружкой, отправляясь в Сен-Клу, садятся в галиот точно так же, как Аспазия с Периклом восходили на одну из галер Самосской эскадры. Еще два слова. Известно ли вам, сударыни, кто такая была Аспазия******? Несмотря на то, что она жила в те времена, когда женщины еще не обладали душой, у нее, однако, была душа — душа, отливавшая розой и пурпуром, жгучая, как пламя, свежая, как утренняя заря. Аспазия была существом, в котором соединялись два противоположных женских типа: распутницы и богини. В ней жили Сократ и Манон Леско*******. Аспазия была создана на тот случай, если бы Прометею понадобилась публичная девка.
Толомьес увлекся, и остановить его было бы нелегко, если бы в эту самую минуту на набережной не упала лошадь. От сотрясения и телега и оратор остановились как вкопанные. Это была старая тощая кляча, вполне заслуживавшая места на живодерне и тащившая тяжело нагруженную телегу. Поравнявшись с ресторанчиком Бомбарды, одёр, выбившись из последних сил, отказался идти дальше. Это происшествие привлекло толпу любопытных. Едва успел негодующий возчик произнести с подобающей случаю энергией сакраментальное словцо "тварь!", подкрепив его безжалостным ударом кнута, как животное упало, с тем, чтобы уже никогда больше не подняться. Отвлеченные шумом, веселые слушатели Толомьеса посмотрели в окно, и Толомьес, воспользовавшись этим, завершил свое краткое выступление следующим меланхолическим четверостишием:
Ей был отчизной мир, где возу и карете
Равно враждебен темный рок,
И. разделив судьбу всех кляч на этом свете,
Она сломилась, как цветок.
— Бедная лошадка! — вздохнула Фантина.
А Далия вскричала:
— Вот те на! Фантина, кажется, собирается оплакивать лошадей. Надо же быть такой дурой!
Тут Фэйворитка, скрестив руки и откинув голову назад, посмотрела на Толомьеса и спросила решительным тоном:
— Ну, а где же сюрприз?
— Совершенно верно. Час пробил, — ответил Толомьес. — Господа! Время удивить наших дам настало. Сударыни! Обождите нас здесь несколько минут.
— Сюрприз начинается с поцелуя, — сказал Блашвель.
— В лоб, — добавил Толомьес.
Каждый запечатлел на лбу своей возлюбленной торжественный поцелуй, потом все четверо гуськом направились к двери, таинственно приложив палец к губам.
Фэйворитка захлопала в ладоши.
— Это уже и сейчас интересно, — сказала она.
— Только не уходите надолго, — негромко проговорила Фантина. -Мы вас ждем.

глава седьмая глава девятая