[…] из всех «елизаветинцев только Шекспир создавал хроники циклами – уже благодаря такой композиции историческое начало в «Ричарде II» Шексира более ощутимо, нежели в «Эдуарде II» Марло, при всем сходстве положений и характеров обеих пьес. В двух тетралогиях Шекспира, охватывающих почти столетие национальной истории, личные судьбы гораздо менее автономны, чем в сюжетно завершенных хрониках его современников. И XV век, на котором сосредоточил Шекспир наше внимание, век непрерывных смут в английской государственной жизни, вышедшей из традиционной колени, особенно благоприятен для его концепции истории как театра и ее деятелей как актеров всемогущего Времени.

2

Субъективно, однако, герои ранней тетралогии в подавляющем большинстве менее всего «играют» — не в пример героям комедий, точнее, «игровым» героям поздних комедий и сознательным актерам поздних хроник. В трех частях «Генриха IV» это эпически прямодушные натуры старого времени, для которых прямота, отсутствие притворства – первый признак доблести. Они и врагу верят с первого слова, не сомневаясь в его искренности.

Скорей ответьте, лорды, мы друзья?

Тогда привет тебе, любезный Кларенс,

И вам, лорд Соммерсет. Я был бы трусом,

Не веря тем, чье доблестное сердце

Мне руку подает залогом дружбы.

(Третья Часть Генриха VI, IV, 2)

Это Уорик обращается на поле битвы к Ланкастерам, прежним заклятым врагам, на сторону, которых он теперь переходит из-за недостойного поведения короля Эдуарда. Ибо все они – Йорк и Соммерсет, Клиффорд и Кларенс – самоотверженно сражаются «за правду». Об этом напоминает войскам Маргарита перед битвой при Тьюксбери, и за это Уорик восхищается Кларенсом («Стремление за правду постоять сильнее в нем любви к родному брату»). Их страсти предельно напряжены, в них нет условно игрового – в историческом действии и речи не может быть о том, что «перед нами драма, актерами разыгранная в шутку» («Третья Часть Генриха VI, II, 3).

Но с ходом времени, в бурном водовороте событий, обнаруживается сила более великая, чем личные страсти. История играет и страстями героев, и ими самими как марионетками. Самый могучий из них, Уорик, «создатель и губитель королей», становится, по собственному признанию, «изменчивым, как ветер, Уориком», бессознательным орудием истории в ходе событий.