Происходящего впервые до этого никогда не было.

 

Истинный актер обязательно клоун. Но, клоун изначально, он должен органически быть клоуном, а не делать из себя такового: Чехов, Чаплин. (Что за клоун был Шаляпин? «Мальчишки отняли копеечку»?) Лана — учитель и образец актерства клоунского.

 

Я обожаю эту страну, но ненавижу ее гимн в пять утра.

 

Арган, запертый в своей клетке, подобен зрителю, который видит только заполняемое Театром «пустое пространство» сцены: ту самую клетку Аргана. Две клетки зверинца, обитатели которых видят только друг друга через двойные прутья решеток.

 

Изначальная система КСС (еще в ОИиЛе[1]): «…с бесконечным повторением неидущих сцен, с заранее составленным планом мест и декораций и с отдельными репетициями с лицами, которым типы не даются». И этого достаточно! Все рвутся сделать что-то еще, не добившись хотя бы этого!

 

«Комплекс случайностей и условий» (КСС) — то, что не обходимо, чтобы избавиться от всего лишнего и неуместного, и — больше, практически, ни для чего иного: мизансцена, компоновка, темпоритм, атмосфера — четыре составляющие языка режиссера (Михалыч), задаваемые заранее, конечно важны для передачи общей концепции спектакля, но — второстепенны в плане создания живой плоти спектакля.

 

Здесь я встану на сторону Мейерхольда. Именно натурализм предметного мира на сцене воспринимается ненатурально, поскольку нарушает условия игры: в ограниченном условными драпировками пустом пространстве, на неструганных или покрытых облупившейся краской досках, под неестественным, мертвенным театральным освещением, — условия, о которых заранее договорено со зрителем. А зритель, который воспринимает все иначе, как это предполагает КСС, — зритель нетеатральный, с ним считаться необязательно.

 

Чем хорошо любительство! — мы неинтересны театроведам.

 

КСА сказал, что на репетициях надо искать то, чего не нужно делать. Так и делятся актеры: те, кто ищет то, что нужно (выстраивает замертвелый рисунок) и те, кто отсеивает ненужное, подавляя в себе стремление к «нужному»: оно возникает уже само.

 

КСА говорит: улыбаются тогда, когда в душе мертво. Сам, возможно, не подозревая, он подсказывает нам прием (он бы назвал это штампом), как сыграть (наиграть?), что у тебя внутри все мертво. Так интуитивно Алеся играла последнюю сцену Заречной.

 

Прощая — спрашивать[2]. Спрашивая — прощать. В первую очередь — когда спрашиваешь с себя или себя прощаешь.

 

Измена отвратительна. Особенно — когда изменяет чувство юмора. Ложь гадка. Особенно когда лжешь себе. Насилие ужасно, особенно когда насилуют свою природу.

 

Плагиаторов критикуют главным образом за ошибки, допущенные в оригинале.

 

Не была ли многоглавость адской нечисти: змеев горынычей, лернейских гидр — карнавальной антиподией многоглавости религиозных храмов, антиподей, пришедшей из древнейших хтонических времен? Или, напротив, главы храмов — инверсия многоглавого, но всемогущего и неодолимого зла, которому они и противопоставлялись как сила силе?

 

Искусство — это игра, лишенная насилия. Более того, если мы насилие как неотъемлемую составляющую сторону игры травестируем в любовь, — тут-то мы и получим искусство!

 

В суде равноправие сторон отсутствует: для защиты необходимы неопровержимые доказательства, а для обвинения достаточно косвенных улик.

 

Тонкость и сложность сцены обратно пропорциональна количеству персонажей, в ней задействованных.

 

В художественном результате — спектакле на публике — грубая простота и простая грубость — допустимы, более того, в зависимости от жанра, они могут и полностью определять стилистику спектакля.

 

Опечатки оживляют текст, как накладки — заигранный спектакль.

 

Чем выше психологическое напряжение в сцене, тем примитивнее ее структура. И наоборот — чем примитивней мы используем структуру, тем на высшем нерве обязана идти сцена, чтобы оправдать эту примитивность.

То же — насчет тонкости и сложности, полифоничности и воздушности, эфемерности и неуловимости. Сложность — для микропсихологии и минипроявлений, даже — непроявлений: пауза, неподвижность, ЭСВ. И наоборот — на настоящую паузу можно решиться только наработав сложнейшую психологическую структуру сцены.

Работа по усложнению — актера, освобожденного от внешних проявлений, — может идти бесконечно, не прекращаясь, поэтому наименее динамичные сцены — наиболее живучи и способны к развитию и самоподдержанию.

 

Современный сонник: грязь — к деньгам!.. Чем больше в спектакле говна — тем выше сборы.

 

О правде. Главное — не сама правда, а цель, с которой правда говорится: одни говорят правду по недержанию, не думая о последствиях. Другие говорят, расчетливо просчитав (невольный каламбур прошу простить) последствия. Первые обращаются с правдой легкомысленно, вторые — расчетливо. Ни того, ни другого она не заслужила, но знает ли кто, а как правильно с нею обращаться?.. Самая действенная ложь — сказать правду так, чтобы тебе не поверили.

 

Сказать правду сложно. Добиться, чтобы правду услышали, сложней. Но не еще ли сложней ее услышать самому? Мы противимся правде, не желаем ее понимать, когда она нас не устраивает. Ну а фильтрованная правда — уже не есть правда.

 

Искусство устало быть оптическим прибором. То зеркалом русской революции, которое держат перед лицом природы. То оно оказывается лупой. Может, искусство, все же не отражатель или преобразователь, а источник света? Его зачем-то заставляют быть зеркалом, линзой — а это излучатель! Причем с автономным источником питания!

 

Только «провалившись» в подсознание, будучи забытым, действие становится дееспособным! Как только исполнитель научается забывать о действии — он становится актером — действующим лицом!

 

Михач как-то заметил, что греки работали без моделей. Это он иллюстрировал свой вечный спор со стариком Костей, которому модель была необходима. Модель же Михача — чистый плод воображения. Один отмахнулся от одной крайности, перейдя в иную, другой поступил аналогично, только с обратным знаком. И ни один из них не попытался найти золотую середину. А вдруг она возможна?

 

Стиль художественного мышления: восприятие отрицания как утверждения, утверждения как отрицания; неотвержение ничего «с порога», приятие всего неприемлемого; чем абсурднее предположение, тем ближе оно к художественной истине. Последняя — абсурдность, парадоксальность, неожиданность, непривычность, кощунственность, черноюморность, трогательность, нежность, любовность, легкость и непринужденность, незавершенность, бесконечность.

 

Чем невозможней условия для науки, тем плодотворнее они для искусства.

 

Нельзя говорить «в рамках данной парадигмы», поскольку парадигма сама является множеством, заключенным в синтагматические рамки.

 

Народ безмолвствует, потому что не речист — речисты былинники. Что он безмолвствует — не значит, что ему нечего молвить. Чем глубже его безмолвствие, тем больше его невысказанное, тем оно грознее и неуправляемее. Означаемое первично, оно есть всегда. Безмолвствие — это тоже означающее: «нулевое» означающее, «минус-означающее», возможно самое значащее означающее, поскольку подразумевает бесконечное означаемое. Это экстремум, как в математической функции минус бесконечность может являться одновременно и плюс бесконечностью.

 

Недостижимость не должна мешать мотивации! И тогда недостижимое может быть достигнуто.

 

Не ответив за персонажа на вопрос: «Какого лешего я сюда приперся?» — невозможно ответить и на любой другой вопрос, играть невозможно.

 

Не бойся ошибиться — любой ответ правильный, если он не окончательный.

 

Японская пословица: «Лягушка на дне колодца не знает о море». Зато она видит звезды.

 

В истории Эдипа все вызывает сострадание к ее героям и ничто — осуждения. Мы не колеблясь выписываем индульгенцию Эдипу, Иокасте, Антигоне по самой банальной причине их благородства, душевной чистоты, несгибаемости духа, нелживости, бескорыстия и готовности пожертвовать за правду-Дику самой жизнью. Для нас виновны — боги (в общем случае — несправедливость самого порядка нашей жизни). Рецепт хорошей литературы: внешне максимальная греховность, по сути — абсолютное благородство: Гамлет, Дон Гуан… Раскольников, Соня, Свидригайлов, Онегин и Печорин. В чем-то даже Вальмон и Манон.

 

Человек нуждается в свободе, а та — в морали, которая зиждется на вере, а та — порабощает. Вывод: суть гуманизма — антигуманность.

 

Японская пословица: «Лягушка, живущая в колодце, не знает о море». Зато она видит звезды.

 

Из сопоставления чего бы то ни было с чем бы то ни было неминуемо рождается все что угодно.

 

Общество встает преградой на пути между человеком и мирозданием, как церковь — между человеком и Богом.

 

Все, что не укладывается в принятые рамки, отбрасывается. Это известно любому, кто хотя бы раз укладывал чемодан.

 

Менжующийся перфекционист обречен остаться бесплодным, как дева, ждущая прекрасного шпрынца.

 

Умственная деятельность не является всецело деятельностью логической. Можно быть умным и в то же время не очень логичным. (Ж. Пиаже) Короче, все люди женщины.

 

Лотман сказал: Человек гениальный, высокоодаренный попадается редко. Охотничья лексика.

 

Творчество человека недоброго, сколь бы он ни был талантлив и профессионален, неизбежно будет в чем-то ущербно. Возможно, оно ослепит на какое-то время зрителя своим внешним блеском, но глаз привыкнет и в глубине не отыщется ни тепла, ни объема, ни самого содержания.

 

Должно браться за роли и спектакли неподъемные. В искусстве мы плывем против течения. И если не грести, то движешься назад, а не стоишь на месте.

 

Восстание — когда богатые хотят, чтобы не было бедных. Революция — когда бедные хотят, чтобы не было богатых. Большинству в обоих случаях хочется, чтобы не было ни тех, ни других.

 

Русская революция показала главным образом, что в смутное время, когда распадается старый порядок, вместе с ним разрушаются также какая бы то ни было закономерность событий и причинно-следственные связи в развитии событий, и в результате новый порядок образуется самым случайным образом, под влиянием самых неожиданных факторов.

 

Если астрофизические открытия и теории XX—XXI в. и доказывают существование Бога, Создателя, то - вовсе не мифологического деуса, на котором зиждутся религиозные конторы - конфессии мира и которым в результате предлагается отставка. А за конфессиями - «уличные тысячи: студенты, проститутки, подрядчики» — попам и пастве такая истина не по вкусу. Поэтому наука, даже когда она доказывает бытие божие, оказывается в конфликте с обществом и, как Лев Толстой в свое время и на тех же основаниях, подлежит анафеме.

 

Редкая гадина легко доползет до середины карьерной лестницы[3].

 

Как не решить теорему Ферма –

Так и не выбраться из дерьма.

 

Ханжество и распущенность спорят между собой за право единовластия, в то время как ни тому, ни другому не должно быть места на земле.

 

Лакомство: ойро евросоюзное.

 

«Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать», — находят у Пушкина оправдание бездуховности своего «творчества».

Рукопись-то «можно продать», но — вот ведь беда! — вдохновение-то «не продается»! А в отсутствие неподкупного вдохновения — и рукописи грош цена.

Размышления по поводу коммерческой эффективности однодублевого мыла.

 

С годами самый заскорузлый материалист накапливает в своей памяти столько совпадений, что не может не признать их мистичность.

 

Если астрофизические открытия и теории XX—XXI в. и доказывают существование Бога, Создателя, то — вовсе не мифологического деуса, на котором зиждутся религиозные конторы — конфессии мира и которым в результате предлагается отставка. А за конфессиями — «уличные тысячи: студенты, проститутки, подрядчики» — попам и пастве такая истина не по вкусу. Поэтому наука, даже когда она доказывает бытие божие, оказывается в конфликте с обществом и, как Лев Толстой в свое время и на тех же основаниях, подлежит анафеме... И последняя уподобляется крыловской моське.

 

Восстание — когда богатые хотят, чтобы не было бедных.

Революция — когда бедные хотят, чтобы не было богатых.

Большинству населения в обоих случаях хочется, чтобы не было ни тех, ни других.

 

Все же есть бог на свете. Даже у дураков не всегда и не все получается. Особенно если они еще и подлецы. Может, фишка в том, что тогда они и не совсем дураки?

 

Сослагательное наклонение непредсказуемо для свершившегося.

 

Режиссер, отрицающий равенство с ним актера в творчестве, подобен мужчине, видящем в женщине только сексуальный объект.

 

Не бойся ошибиться. Любой ответ правильный, если он не окончательный.

 

В случае реалистического мышления эмоциональный процесс играет скорее ведомую, чем ведущую, скорее подчиненную, чем главенствующую, роль, а в аутистическом мышлении он выступает в ведущей роли; наоборот, интеллектуальный процесс в отличие от того, как он выступает в системе реалистического мышления, оказывается не ведущим, а ведомым. (Л. С. Выготский) То есть, творческий процесс — среднее между нормальным и шизофреническим состоянием, а художник -_ в буквальном смысле слова — полудурок.

 

Джим Керри сказал: Комедия — это когда человек думает, что у него все под контролем, а на самом деле это не так. Но ведь то же можно сказать и о «Царе Эдипе». Лишнее подтверждение близости этих жанров.

 

В главной заповеди А. Зиновьева: «Живи так, будто всегда и всем виден каждый твой шаг» -- присутствует некое притязание не совсем понятно на что, даже нахальство. Ведь далеко не всем и не каждому он, этот шаг, интересен, не всем, не каждому до него есть дело.

 

Часто окраина мнит себя центром вселенной[4].

 

Дуракратизм.

 

Михалыч сказал, что соотношение подготовки режиссера к репетиции — и самой репетиции 3:1. То есть, для подготовки к трехчасовой репетиции режиссеру потребно порядка десяти часов. А сколько нужно театру для подготовки спектакля? Возьмем кпд режиссерской подготовки за 100%, и согласимся, что кпд репетиции составляет не более 10%, Ну и кпд актера колеблется от 0 до 100. Далее, возьмем классическое "умножить на два" (и это еще по-божески, в нашем деле форсмажор существует перманентно). В результате — для качественной постановки трехчасового спектакля потребно от 200 до 400 репетиционных часов[5].

 

Нет доказательств, и сомнений нет —

Единозначная амбивалентность.

И столь же многочислен прецедент,

Сколь небывала и беспрецедентность.

 

Фауст: Ведь я так высоко не ставлю слова,

Чтоб думать, что оно всему основа.

Возражу. Невербализованная мысль почти бесполезна, бессмысленна, она — бессмысленная мысль. А вербализованная — она по определению неотделима от Слова. Именно наполненное Мыслью Слово наполняет Мысль Смыслом.

 

Как сказал Эклизиаст: «Много будешь знать — рано состаришься». Гете вывернул наизнанку:

В том, что известно, пользы нет,

Одно неведомое нужно.

 

Усопший всю свою жизнь посвятил тому, чтобы по нем не горевали.

 

Афина никак не выходила у Зевса из головы…

 

Для главного победительность несущественна.

 

Редкая гадина легко доползет до середины карьерной лестницы.

 

Потолковать — брать темы для беседы с потолка.

 

Зачем нужно двое очков с одинаковыми диоптриями? Чтобы, когда из одних выпадет винтик, иметь возможность его ввернуть.

 

Всякая несправедливость — похищение блага; нет другого блага, кроме добродетели, а добродетель нельзя похитить, следовательно, невозможно, чтобы добродетельный терпел какую-нибудь несправедливость от злого. Таким образом, остается только одно из двух: либо вообще невозможно, чтобы причинялась несправедливость, либо несправедливость терпит злой от злого. Но злой не обладает никаким благом, ибо только добродетель есть благо, следовательно, у злого нельзя отнять никакого блага; следовательно, и он не может претерпеть несправедливость; следовательно, несправедливость — вещь невозможная. (Максим Тирский) Рассуждение изящное, жаль, посылки слишком безапелляционны. Например, что делать с призывом «Не нарушай закон, дура!» (Dura lex, sed lex!), или, если по смыслу: "Закон несправедлив, но без него не гарантировано общественное благо!"?  Можно также спросить: "А кто, интересно, сказал, что нет другого блага кроме добродетели?" Причем в наше благостное время такой вопрос мало кому покажется праздным. Ну и к чему эта дальнейшая словесная эквибеллетристика?

 

Пресловутое сократовское «ἓν οἶδα ὅτι οὐδὲν οἶδα» при всей своей безусловности не имеет никакого практического содержания, что и позволило Канту заключить, что абсолютно безусловное нигде в опыте не встречается, хотя все усилия человеческой мысли так или иначе устремлены именно в этом направлении или в обратном: от принимаемых на веру постулатов к сложным научным теориям, разваливающимся, стоит ослабнуть хоть одному из этих постулатов. Так получилось с евклидовой геометрией с появлением геометрий нелинейных. Так получилось и с теорией вероятностей после Чернобыльской катастрофы.

 

Будучи евреем, я всю свою жизнь ощущал себя русским. И только теперь, когда русские реально для кого-то стали недочеловеками, довелось понять, что значит быть евреем.

 

Этот чувствам являющийся мир не имеет истинного бытия, а есть лишь вечное становление; он одновременно и существует, и не существует, и познание его есть не столько познание, сколько призрачная мечта. (Платон) А вот художественное творчество -- это обратный путь: от призрачной мечты -- через ее познание -- к чувствам являющемуся миру художественного творения. И здесь важно, чтобы оно не было застывшим результатом творчества, нет, оно тоже должно одновременно существовать и не существовать, быть вечным становлением. Только тогда арс окажется лонга, а не бревис.

 

J’ai cru remarquer aux spectacles, qu’il ne s’élève presque jamais de ces éclats de rire universels, qu’à l’occasion d’une méprise. (Я заметил, что во время спектакля больше всего смеются над ошибками) (Вольтер) Я эту мысль сформулировал иначе: «Лучший подарок спектаклю — накладка», причем, похоже, я лучше Вольтера понимаю ее: только накладка вышибает актера из затверженного рисунка и он начинает существовать по правде.

 

Может меня, конечно, кто-нибудь пристрелить или каким-то иным образом наказать, но если бы я был Мухаммедом, меня не задела бы никакая хула. Если я прав, что меня может задеть? Жизнь сама докажет мою правоту, а если нет, либо я оказался неправ и с этим смирюсь, либо еще не настало время. И те, кто защищая того, кто сам себя вполне может защитить, доходит до убийства, -- его самый главный и коварный враг. Они рядятся под его рьяного сторонника и, более того, узурпируют его право быть единоличным выразителем его идеи. Те, кто стреляют -- главные враги ислама. Как и любой веры, в какую бы мифологию она не была бы обряжена.

 

Наиболее вздорное из всех заблуждений — когда молодые одаренные люди воображают, что утратят оригинальность, признав правильным то, что уже было признано другими. (Гете) Не согласен. Возможно, это и верно в отношении оригинальничания, отвержения всего с порога и без разбора. Безоглядно же принимать общепризнанное — и впрямь прямой путь к утрате оригинальности. Если не подвергать сомнению очевидное, вся жизнь сделается очевидной и неинтересной.

 

Американская психика испорчена бейсболом — и кто же это придумал: использовать для отражения мяча предмет, который наименее для этого удобен: он просто создан — для ломания костей. Почему-то для достижения цели они всегда выбирают наименее к тому подходящие средства. И что самое любопытное и страшное — работает!

 

О чем вы думаете. (Фейсбук) «Все чаще думаю, не поставить ли лучше точку пули в своем конце» (Маяковский) Сказано — сделано. Эй, фейсбук, поаккуратней!

 

Незнание закона не избавляет от ответственности? Как-то слишком нарративно. Вот у Канта на эту тему сложней и точней: «Мы должны, например, иметь возможность знать на основании правила, что́ в каждом данном случае справедливо или несправедливо, так как это касается нашей обязанности, а мы не можем иметь обязанности по отношению к тому, чего мы не можем знать». Вот как это у него так получается? Логика та же, а вывод, практически, противоположный? Тут ключевое: «Мы должны иметь возможность знать на основании правила[6] И результате ответственность за соблюдение закона не взваливается на человека, а распределяется между ним и государством, причем первый ход ожидается как раз от государства.

 

В объяснении явлений природы многое должно остаться для нас недостоверным и многие вопросы — нерешенными, потому что наши знания о природе во многих случаях далеко не достаточны для того, что́ мы должны объяснить. (Кант) Мой практический разум давным-давно подсказал мне принцип: в художественном исследовании ответ — вещь далеко не самая важная, даже второстепенная. Важно — чтобы было как можно больше именно вопросов. Накапливающийся их объем все больше и больше обозначает рождающееся художественное произведение, которое и является конечной целью всей работы. Вопросы же, на которые получены ответы, немедленно теряют художественную энергию и делаются ненужными, а порою и вредными. А вот у Канта чуть дальше подтверждение: каков бы ни был ответ, он только увеличит наше незнание, будет водить нас от одной загадки к другой, от одной неясности к еще большей и, быть может, даже запутает в противоречия. Точняк!

 

 



[1] Общество искусства и Литературы.

[2] В значении — призывать к ответственности.

[3] Это-то очевидно. Но вот то, что она может и верхней ступени достичь, и на пьедестал взгромоздиться, - кто бы мог подумать?!.

[4] Вы откуда? — Из Парижа? — Это далеко от Жмеринки? — Две тысячи километров. — Боже, какая глушь!

[5] Это я еще ошибся, у Михалыча еще круче: 4:1. Впрочем, такой истовости сложно требовать от подавляющего большинства, если не у 100 % современных постановщиков. Они и 1:1-то не соблюдают.

[6] То есть, закона! -- НИЛ.