Ацумори

 

         Драма «Ацумори» (цикл «о мужчинах») принадлежит к числу лучших произведений Дзэами.

Сюжет драмы навеян историей гибели шестнадцатилетнего Ацумори, аристократа из клана Тайра, от руки старого воина Кумагаэ из клана Минамото. Эпизод их поединка описан в военных романах-хрониках «Хэйкэ-моногатари» («Сказание о доме Тайра») и «Гэмпэй сэйсуйки» («Летопись о расцвете и падении Минамото и Тайра»). В пьесе создана ситуация встречи Кумагаэ (персонаж ваки), ставшего монахом, с духом убитого им Ацумори (персонаж ситэ), не нашедшим покоя в потусторон­нем мире. Мотив бессмысленности убийства на поле брани трактуется в драме в буддийском аспекте: он выливается в тему быстротечности и суетности жизни человека. Тема бренности человеческого бытия, разви­ваемая персонажем ваки, противостоит теме привязанности человека к земному существованию, звучащей в монологах персонажа ситэ. Примирение врагов, достижение ими гармонии духа происходит благодаря осознанию обоими общности их судеб и обращению к Будде.

Структура драмы традиционна. Правда, во второй сцене выход ситэ совершается не под мелодию иссэй, а под мелодию сидай, сопровождаю­щую обычно персонаж ваки.

После переодевания ситэ появляется в маске Ацумори, которая была изготовлена в древности специально для этой пьесы, а позднее исполь­зовалась актером Дзэмпо в его драме «Икута Ацумори». В настоящее время маской пользуются при сценическом воплощении и других драм, героями которых являются юные воины-аристократы. Маска Ацумори была бы копией маски молодой женщины, если бы не линия бровей и прическа — ей присуще мягкое выражение, губы растянуты в полу­улыбке, глаза не блестят металлическим блеском, зрачки не расширены, как на обычных масках, применяемых в драмах этого цикла. С целью еще более акцентировать утонченность духовной организации героя в пьесу включен элегантный танец тю-но маи, обычно исполняемый в театре Но женскими персонажами.

Место действия — побережье Ити-но тани в провинции Сэтцу, где среди лугов раскинулись живописные холмы и где в 1184 г. произошла историческая битва между кланами Тайра и Минамото, в которой Тайра потерпели поражение.

Время действия — весна, с вечера до глубокой ночи.

 

ЛИЦА

С и т э   маэдзитэ — косарь   (земное  воплощение Ацумори)

             ( нотидзитэ — дух Тайра-но Ацумори

Ц у р э — косари

В а к и — монах Рэнсэй   (в миру — воин Кумагаэ-но Дзиро Наодзанэ)

А и — житель Сума

 

СЦЕНА 1

В сопровождении мелодии сидай на помост выходит ак­тер ваки в костюме монаха-пилигрима. Совершает медлен­ный проход по помосту, останавливается на месте дзёдза.

Ваки

(стоя лицом к авансцене)

нанори         Пред вами монах по имени Рэнсэй, в миру меня звали Кумагаэ-но Дзиро Наодзанэ.

            Когда в сражении при Ити-но тани (1) сын рода Тайра, благородный Ацумори, пал от руки моей, ис­полнен скорби, постригся я в монахи.

    Ни разу до сей поры я не бывал в Сайгоку, Западной земле, — и вот теперь хочу отправиться туда.

митиюки  Небесную обитель облаков,

                   небесную обитель облаков,

                   дворец девятивратный покидая (2),

                   клонится к югу месяц. Бренный мир —

                   что в нем? Вращенье колеса — и позади

                   остались Ёдо, Ямадзаки, известный пруд Коя, река Икута...

                   «И вот уж волны плещутся у ног» (3),

                   на берег Сума набегая... И дорога в

                   Ити-но тани привела меня,

                   в Ити-но тани привела меня.

цукидзэ-       Здесь, на земле Ити-но тани, внезапно в памяти моей ожили события давних дней. И колесо 

рифу      времени в своем неустанном вращении уносит меня к го­дам, пылающим безумной злобой.

           Намуамидабуцу. . (4)

            Но что за диво? Откуда-то с холма вдруг до­неслись до слуха переливы сладкозвучной флейты. Присяду здесь, быть может, удастся увидать того, кто там играет.

(Проходит к месту вакидза, садится на пол.)

 

СЦЕНА 2

В сопровождении мелодии сидай на помосте появляются цурэ и ситэ в одинаковых костюмах деревенских жителей. В руках у них снопики скошенной травы. Цурэ останавли­вается на месте кюсё на помосте, ситэ — на месте дзёсё. Оба обращены к авансцене.

Ситэ

сидай       И над зелеными лугами

пролетая,

и над зелеными лугами

пролетая,

подхватит шаловливый ветер

песню флейты.

Смеркается, пора и косарям,

что «рядом на холме траву косили» (5),

луга покинув, возвращаться по домам.

У моря Сума, верно, их жилища,

и хоть недолог их привычный путь —

туда к заливу и обратно в горы,—

уныл он. Тягостен удел их бренной жизни.

(Во время пения сагэута актер цурэ делает про­ход к месту перед хором, садится. Ситэ выходит к месту дзёдза и останавливается лицом к авансцене.)

Ситэ

сагэута    «Коль вдруг спросили бы, то я б ответил, верно,

        здесь в одиночестве тоскливо дни текут...» (6).

        Но если бы нашелся человек,

        но если бы нашелся человек,

        узнать меня способный в том, кто в Сума

                  мешает слезы с солью, что стекает

                  за каплей капля с трав морских,

                  я знал бы — в этом мире грустном

                  еще остались у меня друзья.

                  До жалкой нищеты дошел я ныне,

                  и как же далеки все те,

                  кого я близкими считал (7). Таков удел

                  живущих в этом мире грустном, и смиренно

                  теченью дней я отдаюсь на волю,

         теченью дней я отдаюсь на волю.

(Ваки поднимается с места.)

 

СЦЕНА 3

Ваки стоит на месте вакидза лицом к ситэ; ситэ — на месте дзёдза, повернувшись к ваки; цурэ сидит перед хором лицом к ситэ. Все пребывают в статических позах.

             Ваки

мондо           Спросить вас вот о чем хочу я — совсем недавно переливы флейты вдруг донеслись до слуха моего с  того холма. Не среди вас ли тот, кто там играл?

            Ситэ

Он среди нас.

            Ваки

Воистину, его игра искусна. Но удивительней всего, пожалуй, то, что дар чудесный скрыт в таком обличье.

           Ситэ

В таком обличье — вы сказали? Но ведь не зря же люди говорят: «Да не питай ты зависти к тому, кто превзошел тебя, того ж, кто ниже, не прези­рай» (8).

           Цурэ

И вот еще:

« И песни дровосеков,

и переливы флейты пастухов...» (9)

И флейта косаря, и песня дровосека...

                            Поэты их в своих стихах воспели

                            и славу их по миру разнесли.

                            Так стоит ли дивиться, видя

                            в руках моих бамбуковую флейту?

Ваки

                           Воистину, ты прав, сказал я глупость.

                           Итак,

                           итак, и песни дровосеков,

                           и переливы флейты пастухов,

Ситэ

                           И флейта косаря, и песня дровосека,

Ваки

                           Мелодия, что в грустном мире этом нам в утешение дана.

Ситэ

                           И песня,

Ваки

                           танец,

Ситэ

                           игра на флейте,

Ваки

                           музыки звучанье —

Хор

                           достигнешь мастерства ты в том,

что близко сердцу.

Морские волны выбросят на берег

бамбук, он превратится в флейты (10),

и назовут их — «маленькая ветка» (11)

или «цикада», а «листком зеленым»

прозвали люди флейту косарей.

«Корейской» — флейту называют в Сумиёси,

у нас же, в Сума, вырезают флейты

из хвороста, вот и прозвали их

мы «хворостинками», прозвали их

мы «хворостинками».

(Во время пения хора выходит актер аи, зани­мает место аидза. Ваки садится. Ситэ совершает про­ход на авансцену и останавливается.)

 

СЦЕНА 4

Ситэ

(стоя на авансцене, обращается к ваки)

какэаи           Но кто же ты? Уже давно стемнело, а ты все не уходишь и стоишь, любуясь этим диким         

                 побережьем?

Ваки

(оставаясь сидеть на месте вакидза)

Перед тобой монах по имени Рэнсэй, а в миру меня звали Кумагаэ-но Дзиро Наодзанэ. II денно и нощно возношу я молитвы Будде, помышляя лишь об одном — чтоб снизошел покой на душу Ацумори.

Ситэ

Так ты Рэнсэй? Подумать только!

Ведь ночью той

Прекраснее звучала, чем всегда,

в руках у Ацумори флейта, как чудесно

он танцевал, пел имаё…(12) О, если вспомнить

теперь ту ночь, как понимаешь ясно —

конец его был недалек, и в звуках флейты

тоска прощанья слышалась.

Ваки

         Но что это? Вот диво! Почему,

         лишь речь зашла об Ацумори, слезы

         вдруг хлынули из глаз твоих?

Ситэ

         Ты хочешь знать причину? Я пришел,

         желая силу обрести в молитве.

         (Ты слышишь ли ее в ночных волнах?)

        Так сотвори ж молитву десять крат (13).

Ваки

          Десятикратно вознесу молитву. . .

          Но кто же ты? Свое поведай имя.

Ситэ

         Скрывать не стану, с родом Ацумори

          я связан.

Ваки

          Отрадно это слышать! — монах промолвил,

          сложил ладони и вознес молитву:

          Намуамидабуцу.. .

Ситэ

                  Намуамидабуцу. ..

Ваки и ситэ

          «Да озарит благости свет десять миров,

           и до всех, почитающих Будду,

          дойдет сияние его, и да ни единой души

не минует

                  благостный свет.. .» (14).

Хор

(во время песнопения актер ситэ совершает кру­говые проходы по сцене в разном темпе, изображая смятение души. Заканчивает на месте дзёдза, от­туда идет на помост и медленно удаляется)

ута           О, не оставь меня!

Спасение дарует имя Будды,

одно лишь «Намуамидабуцу».

Молись же за меня ты каждый день,

ночь каждую отныне.

Благословенны небеса! Хоть имени не знаешь,

но утренней зарей и на закате

молись за упокой души моей.

И, молвив так, куда-то скрылся он,

и, молвив так, куда-то скрылся он.

(Ситэ вступает в «комнату с зеркалом», занавес опускается. Накаири.)

 

СЦЕНА 5

Актер аи поднимается со своего места и выходит на авансцену. Стоит в полуоборот к ваки. На вопрос ваки об Ацумори отвечает повествованием о гибели Ацумори.

 

СЦЕНА 6

Ваки

(сидит на месте вакидза в молитвенной позе)

матиутаи Трава мне ложем служит ныне, и роса

сверкает в изголовье, и роса

сверкает в изголовье.

При свете дня и ночью темной

молиться буду я за Ацумори,

за упокой души его молиться.

 

СЦЕНА 7

В сопровождении мелодии иссэй на помосте появляется актер  ситэ   в   маске   Ацумори,   костюме,   парике, головном уборе знатного воина. Проходит помост, останавливается на месте дзёдза лицом к авансцене.

Ситэ

иссэй         «О страж заставы Сума!

Рассвет встречал ты сколько раз под крики птиц,

кружащих над заливом Авадзи»? (15).

 

СЦЕНА 8

На протяжении диалога ситэ стоит на месте дзёдза, ваки сидит на месте вакидза.

Ситэ

Проснись, Рэнсэй! Взгляни — пришел сюда сам Ацумори.

Ваки

Но что за диво? Пока я, не смыкая глаз, творил поминальные молитвы под звуки канэ (16), пожаловал сюда сам Ацумори. Уж не сон ли это?

Ситэ

Отчего же сон? Сюда пришел я, надеясь облег­чить те муки, что ниспослала мне судьба за все со­деянное в жизни.

Ваки

Известно ведь — одна молитва снимает тяжесть многих прегрешений. А я без устали взываю к Будде. Так может ли не отступить возмездье пред силой очистительных молитв?

И прегрешения, пред тяжестью которых ничтож­но малым кажется и море, даже и они

Ситэ

бесследно исчезают, и пред нами

Ваки

открыт к спасенью путь, и в этом

Ситэ

грядущего залог.

Ваки

Врагами были мы,

Ситэ

но ныне —

Ваки

под сенью высшего Закона —

Ситэ

мы — друзья.

Хор

(во время пения хора ситэ совершает круговой проход к авансцене и назад к месту дзёдза)

ута                         «Беги неправедных друзей,

но праведных врагов не устрашись» —

так люди говорят. Не о тебе ли?

Благословенны небеса, благословенны!

И вот, пока не наступил рассвет,

покаюсь в содеянном и в прегрешениях былых,

покаюсь в прегрешениях былых.

 

СЦЕНА 9

Ситэ

(стоя лицом к авансцене на месте дзёдза)

саси                       Так вот,

род Тайра равных не имел в богатстве,

могучей ветвью простирался над страной.

Хор

Все мимолетно, и цветы мукугэ (17)

 один лишь день цветут. Увы, зачем

не думали о том, что жизнь мелькнет

мгновенной искрой (18), высеченной камнем,

возможность упустили мы познать

Учение, зовущее к добру,

а ведь его так трудно в мире встретить (19).

О том не помышляли мы, и право —

достойна сожаленья наша участь!

Ситэ

В зените славы попирали мы оставшихся внизу и меры не знали в своем тщеславии.

Хор

(на протяжении части кусэ актер ситэ исполняет танец-пантомиму кусэ-но май, состоящий из сочета­ния ряда символических движений, канонических поз и круговых проходов по сцене)

кусэ             И так вот двадцать с лишним лет

держали власть над миром Тайра.

Увы, и век — что мимолетный сон.

Давно уж буря разметала листья

осенние Дзюэй (20), и утлыми ладьями

качаются они в ночных волнах.

Но и во сне в столицу не вернуться.

В неволе птицы грезят облаками,

пустились в путь они — смятенные ряды

гусей тянулись с юга. . .(21)

Шли вереницей дни, и скоро снова

весна настала. И пришли они

в Ити-но тани,

поселились у залива Сума.

Ситэ

                     А с гор, «что позади» (22), неистовые ветры

                     нередко налетали

Хор

                                                    и долину

                    пронзали холодом. У берега качались

                    ладьи рыбачьи. Высоко над морем

ни днем, ни ночью не смолкали крики птиц.

Мы спали вместе в хижинах рыбачьих

на ложе из песка, а в изголовье

постлав волною смоченный рукав.

Вокруг лишь рыбаки.

Так жили мы, и дым от очагов

по вечерам вздымался к кронам сосен.

Ломали «то, что называют „хворост"» (23),

и ложе устилали им. Печальны

ночные думы были. Жили так

мы в горной деревушке, «это место»

для Тайра стало родиной(24).

Таков конец печальный рода Тайра.

 

СЦЕНА 10

Ситэ стоит на месте окодзэн, ваки сидит па месте вакидза.

Ситэ

                    И вот — луна вторая, день восьмой (25).

                    Отец наш, Цунэмори, всех созвал

                    и повелел плясать, петь имаё.

Ваки

                    И переливы сладкозвучной флейты

                    из замка, где веселие царило,

                    до вражеского стана донеслись.

Ситэ

То были звуки флейты Ацумори,

непревзойденные в изяществе. С той флейтой

до самой гибели не расставался он.

В а к и

                    И не смолкали музыка и песни,

Ситэ

                             звучали имаё,

Ваки

                     роэй (26).

Ситэ

                     в едином хоре

Хор

                     сплетались голоса.

(Во время реплики хора ситэ совершает круго­вой поворот и короткий проход к месту дзёдза. Го­товится к танцу.)

СЦЕНА 11

На протяжении всей сцены ситэ исполняет танец тю-но маи. Закапчивает на месте дзёдза. Отбрасывает меч и, повер­нувшись лицом к ваки, склоняется в молитве.

 

Хор

кути                       Но вот и государева (27) ладья

качается в волнах, а вслед за нею

                             поспешно отплывают остальные.

На берегу и он: «Не опоздать!»
норити                 Но тщетно — высочайшая ладья

                             скрывается вдали, а вслед за ней

                       бесследно исчезают и другие.

Ситэ

кути                       В смятении — спасенья нет! — у самых волн
коня остановил.

Хор

тюнорити            Вдруг за спиной раздался крик:

                                                                   «Нет, не уйдешь!» —

                       спешит к нему Кумагаэ-но Наодзанэ.

И Ацумори повернул коня,

меч выхватил — удар, другой, и вот,

не спешившись, они сцепились в схватке

и на песок упали к кромке волн.

В той схватке был повержен Ацумори,

и этот мир покинул, но теперь

круговорот судьбы привел его обратно.

«Вот он, мой враг»,— промолвил,

готовясь нанести удар...

Но коль врагу ты воздаешь добром,

за упокой души моей молитвы

возносишь Будде, будем рождены

в едином лотосе в грядущем мы(28), Рэнсэй.

Не враг ты мне теперь. Молись же

за упокой души моей,

молись же.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ити-но тани — название местности в провинции Сэтцу на по­бережье Внутреннего Японского моря, к западу от залива Сума. В Ити-но тани расположились лагерем Тайра после их бегства из столицы в 1182 г. В 1184 г. войска Минамото во главе с Минамото Ёсицунэ напали на Ити-но тани, и произошло решительное столкновение между двумя кланами, закончившееся поражением Тайра, которые были окончатель­но разбиты в 1185 г. в сражении при Дан-но ура.

2. Небесная обитель облаков, девятивратный дворец образные обо­значения императорского дворца и столицы в целом.

3. И вот уж волны плещутся у ног... Здесь и далее — ассоциации с главой «Сума» романа «Гэндзи-моногатари» (начало XI в., автор Мурасаки Спкибу): «Все вокруг заснули, один он (Гэндзи) не спал и, поло­жив повыше изголовье, слушал, как со всех сторон бушует ветер, и ка­залось ему, что волны вот-вот заплещутся у самых его ног».

4. Намуамидабуцу («Помилуй нас, будда Амида») — молитвенная формула, характерная для последователей секты дзёдо, считалось, что повторения этих слов достаточно для достижения просветления.

5. ... пора и косарям, что рядом на холме траву косили... — образ из стихотворения Какиномото Хитомаро, антология «Манъёсю»:

Дети, вы, что косите траву

                                     на холме зеленом около меня,

Не годится там ее срезать.

Пусть останется нескошенной она, —

Ведь сюда придет любимый мой ко мне. Накормлю травой его копя.

Перевод А. Е. Глускиной («Манъёсю», М., т. 1, 1971, стр. 487)

При включении этого стихотворения в более поздние антологии произошла замена слова «варабэ» (дети) на слово «отоко» (мужчины). В этом виде строка из стихотворения и введена в текст пьесы.

6. Коль вдруг спросили бы, то я б ответил, верно. . . и далее. Ср. сти­хотворение Аривара Юкихира из антологии «Кокинвакасю»:

Коль вдруг найдется человек,

который спросит,

ответь, что дни текут тоскливо:

на побережье Сума с трав морских

за каплей капля соль стекает...

Одним из основных промыслов жителей прибрежных селений кроме рыбной ловли была добыча соли путем выпаривания ее из морских водо­рослей.

7. До жалкой нищеты дошел я ныне, и как же далеки все те, кого я близкими считал. Образ заимствован из предисловия к антологии «Ко­кинвакасю»: «И когда одни, вчера преисполненные гордости и славы, сегодня теряли все и влачили жалкую жизнь в этом мире и друзья уда­лялись от них...».

8. Да не питай ты зависти к тому, кто превзошел тебя — поговорка, основанная, по мнению японских комментаторов, на изречении древнего китайского философа Ян Сюна (I в. до н. э. — I в. н. э.): «В отношениях с высшими не унижай себя, в отношениях с низшими не выказывай над­менности».

9. И песни дровосеков, и переливы флейты пастухов. Цитируется стихотворение на китайском языке Ки-но Масана из антологии «Ваканроэйсю»:

На горных тропах в предзакатные часы

слух полнится песнями дровосеков,

переливами пастушеской флейты.

10. Считается, что у флейты, сделанной из бамбука, выброшенного волнами на берег, особенно хороший звук.

11. Перечисляются различные виды флейт: «маленькая ветка» («коэда») —флейта, по преданию, полученная Ацумори по наследству от императора Тоба (1107—?); «цикада» («сэмиорэ») — название флейты, привезенной в дар императору Тоба из Китая. Название это упоми­нается в военной хронике «Гэмпэйсэйсуйки» («Летопись о расцвете и падении Минамото и Тайра», XV в.); «зеленый лист» («аоба»), «корей­ская» флейта («кома»). В Сумиёси причаливали корабли, идущие из Кореи в Японию, — не случайно в Сумиёси флейту называют «корей­ской».

12. Имаё — одна из стихотворных форм в японской поэзии — четве­ростишие, часто восьмистишие, из чередующихся семи-, пятисложных стихов. Пение имаё сопровождалось музыкой и танцами.

13. Так сотвори ж молитву десять крат. По представлению последо­вателей буддийской секты дзёдо, десятикратное повторение слова «намуамидабуцу» обеспечивает прекращение страданий и обусловливает в следующем перерождении попадание в Чистую землю (буддийский рай).

14. Да озарит благости свет десять миров.. . — отрывок из сутры «Каммурёдзюкё» (одна из сутр о перерождении в Чистой земле), кото­рый использовался последователями секты дзёдо как текст молитвы за упокой души умершего.

15. О страж заставы Сума!., и далее — стихотворение Минамото Канэмаса из антологии «Хякуниниссю» (начало XIII в.).

16. Канэ — маленький колокольчик, в который ударяют буддийские монахи во время молитв.

17. Все мимолетно, и цветы мукугэ один лишь день цветут образ, заимствованный из стихотворения китайского поэта Бо Цзюй-и (722— 846):

Вековечные сосны и те засыхают,

лишь один день сверкает красой своей

цветок мукугэ.

Мукугэ — растение, цветущее красными, лиловыми и белыми цве­тами, которые раскрываются утром, а к вечеру увядают.

18. . . .жизнь мелькнет мгновенной искрой.. . «Мгновенная искра», «блеск молнии» — обычные для средневековой литературы метафоры бренности, быстротечности жизни.

19. Учение, зовущее к добру, так трудно в мире встретить. Речь идет о буддийском учении. Изречение, полная форма которого: «Трудно воз­родиться в человеческом обличье, трудно встретить на пути своем Вели­кое Ученье», — очень часто встречается в буддийской литературе. Источ­ником считается «Рокудокосики» («Проповедь о шести дорогах»).

По буддийским представлениям, все живые существа подвергаются постоянному круговращению перерождений в шести мирах (преиспод­няя, мир голодных духов, мир зверей, мир демонов, мир людей, мир бес­смертных небожителей). Каждое последующее перерождение обуслов­лено деяниями предыдущего, и попасть в мир людей не так уж просто. Именно в мире людей создаются наиболее благоприятные условия для восприятия учения Будды и достижения просветления, ведущего к пре­кращению перерождений.

20. Давно уж буря разметала листья осенние Дзюэй... Во втором году правления Дзюэй (1183) Тайра покинули столицу и вступили на путь скитаний. Время расцвета рода Тайра (годы Хогэн — 1156—1159) обычно сопоставляется с весной, время гибели рода (годы Дзюэй) — с осенью (см. также прим. 24 к пьесе «Киёцунэ»).

21. В неволе птицы грезят облаками, пустились в путь они. . . и далее. Образы заимствованы из «Хэйкэ-моногатари» («Сказание о доме Тайра», XIV в.): «Словно птицы в неволе грезят облаками — такие думы владели ими, когда несли их волны к дальним просторам южных морей, а в серд­це — тоска — дикий гусь, потерявший спутников своих».

22. А с гор, что позади. . . Имеются в виду горы Сума, окаймляющие побережье. Ср.: «Гэндзи-моногатари», гл. «Сума»: «Очевидно, рыбаки вы­жигают соль, — подумалось ему, — в горах позади дымилось то, что на­зывают хворост».

23. См. прим. 22.

       24. «Это место» для Тайра стало родиной. Имеется в виду побережье Сума. Ср.: «Гэпдзи-моногатари», гл. «Сума»: «Необычайно тосклива осень в этом месте».

25. Восьмой день второй луны был кануном сражения при Ити-но тани, а следовательно, кануном гибели Ацумори.

26. Роэй — китайские (реже японские) стихи, предназначенные для пения под аккомпанемент флейты и других инструментов. До XI в. пе­ние роэй было чрезвычайно распространено в среде придворной аристо­кратии, позже стало популярным среди самых широких масс японского населения. Популярности роэй немало способствовало появление в 1013 г. сборника «Ваканроэйсю», где были собраны наиболее известные роэй.

27. Имеется в виду юный император Антоку (1178—1185), последний император Тайра.

28. . . .будем рождены в едином лотосе в грядущем мы.. . Имеется в виду совместное достижение просветления и возрождение в Чистой земле.